Читать «MOSKVA–ФРАНКФУРТ–MOSKVA (Сборник рассказов 1996–2011)» онлайн - страница 148

Шадрин получил пулю от Клочкова, когда заявил, что обморозил ноги и ему надо в госпиталь. Теперь он лежал, уткнувшись головой в пустой патронный ящик.

«Если бешеной собаке дать волю, всех бы до смерти загрыз, — думал Иван Евстафьевич. — Собаке собачья смерть. Сам сказал, в спину стреляй. Думает, я его без приказа убить не сумею».

Двоих за дезертирство приговорил в их роте к расстрелу ненавистный Клочков. Неубранные тела лежали в окопе, из которого минуту назад вылезал и сам политрук.

Вдруг до уха Добробабина донёсся слабый стон. Стонал Шадрин. Значит, ещё живой, Иван Демидович.

Добробабин расстегнул шинель, послушал у тёзки сердце. Оно едва слышно стучало. Подтянул к краю бруствера обмякшее, едва живое тело, выбрался наверх и вытянул за собой Шадрина. Один Иван тащил к перелеску другого Ивана, предчувствуя, что не дойти им вдвоём…

Если бы Ивана Евстафьевича спросили, какое сейчас время суток, он не ответил бы. Смешалось и перепуталось всё в воспалённом сознании: холод и суета отступления, отсутствие еды и питья, и ожидание неминуемой смерти. Но в роковой момент сказалась живучесть, «непотопляемость», крестьянская косточка. Поэтому Клочков лежит сейчас лицом вниз, а он, боец Красной Армии Добробабин, уходит в тыл из сущего ада. «Давай, Ваня, помаленьку, авось и заметют нас свои… Что ж ты тяжёлый-то такой»?

Впереди, в каких-то пятистах метрах от окопа танкисты Вермахта тем временем открыли люки своих танков. Танки были чехословацкого производства, но простые и надёжные. Своих, немецких, не хватало.

«Глуши моторы», — раздалась отрывистая команда на немецком языке.

— Колонна грузовиков с топливом и питанием застряла где-то, — принялся объяснять старший.

Немецкий офицер стоял перед солдатами, выглядел он совсем молодым. Черты лица имел тонкие, слишком красивый «ненастоящий» для войны, которую вела в России его армия.

— Разобъёмся на две группы и попытаемся найти грузовики. Радиосвязь мы потеряли полчаса назад. Значит, армейский «Опель» километрах в пяти отсюда. Идти будем только вдоль того, что называют здесь дорогами. Да поосторожней, у русских имеются на вооружении кавалерийские части. В такую метель нарваться на них — верная смерть.

Он отдавал себе отчёт в том, что, заглушив моторы, из-за проклятого мороза они скорее всего не смогут запустить их вновь. Но и дальше двигаться не представлялось возможным. Из-за метели они, похоже, заблудились. Линии фронта не было вообще.

Офицер сложил карту и убрал её в нагрудный карман. Открыл крышку карманных часов, поглядел на циферблат. Четыре часа, скоро наступят вечерние сумерки.

— Как поздно!

Серебряная крышка захлопнулась. Надпись на крышке часов гласила: «Au combattant blanc de son oiselet».

Офицер задумался на долю секунды. Его грызли сомнения, но, чтобы подбодрить солдат, он весело добавил:

— Фюрер ставит перед нами невероятные задачи. Однако же неразрешимых задач не бывает. Поглядите на карту, — он снова развернул бумагу, — Мы уже у самой Москвы.

Потом небольшой отряд двинулся в путь. Молодой офицер с бледным лицом и тонкими чертами лица вспоминал Париж июня 1940–го года, лёгкую войну с французами и его бурный, сладкий, как вино, настоящий предвоенный роман со смуглой дикаркой Сесиль. Она была мулатка из Южной Америки, плохо говорила по-французски, а он не знал её наречия. Она танцевала в кабаре, ему оставалось лишь смотреть и восхищаться. Такое чудо природы встречается один раз в жизни. Суждено ли им будет увидеться вновь, или она пропала для него навсегда? Он никогда не забудет мускусный запах её пота и бисеринки пота на верхней губе, он поклялся себе искать Сесиль, если вырвется отсюда. Как бы то ни было, серебряное воспоминание о ней он теперь носил в левом верхнем кармане куртки.