Читать «Голос и ничего больше» онлайн - страница 93

Голос разума

Может показаться странным, но скорее симптоматичным, что мы находим это же понимание голоса у Канта. Странно, поскольку Кант, несмотря на то что он был большим поклонником своего современника Руссо, находился на противоположном от него конце в вопросах этики: лишь моральный закон может обеспечить прочную основу, будучи в своей универсальности — или, скорее, в своем предписании универсальности — чисто формальным. Любое нравственное действие должно быть подвергнуто экзамену на универсальность, и кажется, что в нем нет никакого места для голосов или нравственных чувств (действительно, Кант резко критиковал все попытки обосновывать мораль нравственным чувством). Этика должна быть основана на одном только разуме.

Мы можем сопоставить обращение к совести у Руссо, процитированное выше, с обращением к долгу у Канта:

Долг! Ты возвышенное, великое слово, в тебе нет ничего приятного, что льстило бы людям, ты требуешь подчинения, хотя, чтобы побудить волю, и не угрожаешь тем, что внушало бы естественное отвращение в душе и пугало бы; ты только устанавливаешь закон, который сам собой проникает в душу <... > — где же твой достойный тебя источник и где корни твоего благородного происхождения, гордо отвергающего всякое родство со склонностями, и откуда возникают необходимые условия того достоинства, которое только люди могут дать себе?⁷

Риторика обращения такая же, но поставленная перед ней цель — противоположна: долг как моральный закон представляет собой полную противоположность ощущениям, это призыв отрезать все связи с естественным, стремлениями, чувствами, привязанностями, внутренним оракулом:

Но из него < морального чувства > нельзя выводить понятие долга, иначе мы должны были бы мыслить себе чувство закона как такового и делать предметом ощущения то, что можно мыслить только разумом. <... > Моральный закон есть действительно закон причинности через свободу и, следова-

тельно, возможности некоторой сверхчувственной природы⁸.

Речь идет не более и не менее, как о том, чтобы порвать все связи с божественным — моральный закон принадлежит только разуму и не может иметь никакого другого источника, природного или сверхчувственного. Несмотря на это, несколькими страницами выше мы с удивлением узнаем, что даже разум наделен голосом. Рассуждая о кажущемся ему чудовищным предложении выдвинуть свое личное счастье в качестве высшей цели, Кант утверждает, что данный принцип и лежащее в его основе противоречие полностью разрушили бы любую нравственность: «<...> если бы голос разума по отношению к воле не был столь четким, столь не-заглушимым и столь внятным даже для самого простого человека, оно < противоречие > могло бы совершенно погубить нравственность <die Stimme der Vernunft in Beziehung auf den Willen <... > so deutlich, so untiberschreibar, selbst fur den gemeinsten Menschen so vernehmlich>»⁹. Сторонники ложной морали могут продолжать свои сбивающие с толку спекуляции лишь при условии, если они заткнут уши, чтобы не слышать этот «небесный голос» Qiimmlische Stimme)¹⁰.