Читать «13 историй из жизни Конькова. Рассказы» онлайн - страница 37

Он вдруг сел прямо на песок, тяжело вытянув прямую, как палка, больную ногу. Мы плюхнулись рядом, и я почувствовал, как по моим усталым ногам снизу вверх побежали колкие злые иголочки. Легкие кеды казались чугунными, словно утюги. А солдатский сапог потяжелее, чем кеды.

— Жарко? — повернулся Николай Петрович.

— Ага, — облизал Валька запекшиеся губы.

— Вот и нам было жарко, — Николай Петрович опять зачерпнул горсть песку, задержав осколки. — Сверху жарко, а снизу холодно. Стояли мы здесь зимой, как раз в декабре. Задача была простая: не пропустить фашиста к городу. А у него, конечно, наоборот: был он, город-то, рядом, как на ладони. Но в балках вокруг снег набился, ни пройти ни проехать. А гора — не зря ее Лысой назвали — вся ветром обдута. Только корка ледяная сверху блестит. «Зарыться и стоять», — такой был нам приказ. А в песке окоп не отроешь. Попробуйте, — предложил Николай Петрович.

Мы с Валькой стали кидать песок. Сначала было легко, песок мягкий, и мы вырыли ямку. Но чем больше копаешь, тем быстрей песок скатывается назад, и вся работа идет насмарку. Ямка стоит себе, как заколдованная, ни больше, ни меньше, не то что человеку уместиться, а одним боком ляжешь, другой торчит.

— Он и зимой такой же, песок, — сказал Николай Петрович. — Только злее. Сверху камнем со снегом смерзся, а снизу плывуном течет.

Мы совсем запыхались с Валькой от бесполезной работы. А ведь в нас никто не стрелял и не бросал бомбы. Так как же солдаты?

— Приспосабливались, — сказал Николай Петрович и вздохнул. — Ляжешь на землю, товарищи сверху плащ-палаткой прикроют, навалят песку со снегом, сколько успеют. И лежи, коли хочешь живым быть.

— А ночью как же? — глупо спросил я.

— На войне ночи не бывает, — усмехнулся Николай Петрович. — На войне без расписания живут. Один Мороз Иванович ночью у нас командовал. Вечером ребята помогут, затрусят песком, а утром чадо на помощь звать, примерзло все, в камень превратилось, не вылезешь. Главная твоя забота, чтоб только пальцы могли шевелиться, винтовку держать. Остальное как сумеешь. Не обморозил ноги к утру, твое счастье. Так что про сапоги я не зря вспомнил.

— Сейчас расскажет, — толкнул меня Валька. — Слушай, почему хромает.

Но Николай Петрович только погладил больную ногу и приподнялся,

— Пошли, однако. Нам надо еще вон до того пригорка дойти.

— А что там? — спросил Валька. — Памятник, он во-он там, в другой стороне. Недалеко от лагеря.

— Памятник, он там, я знаю, — сказал Николай Петрович, — а мы пойдем с Ласточкой поздороваться.

— Вам, наверное, трудно идти, — решился сказать я, потому что Николай Петрович хромал все больше и больше, и палка ему почти не помогала. — Это вас здесь ранило?

Но он, наверное, не расслышал. Все шел и шел, и рвал по дороге какие-то желтенькие цветы, которые не знаю как цеплялись за сухой горячий песок.

— На животе прополз, а уж ногами дойду, — сказал Николай Петрович. — Если бы не Ласточка, не ходил бы давно. — Гнали мы ее от себя, ругали, а сами ждали ведь. Ждали.