Читать «Плавучая опера» онлайн - страница 142

Предположим, однако, что каким-то чудом мне будет суждено познать непознаваемое, то бишь безошибочно установить главную из причин самоубийства отца. Тогда мои "Размышления" будут завершены. А расследование - нет, ибо в тот день, когда меня посетит озарение, я после ужина придвину поближе другой ящик из-под персиков - он сейчас возле лампы стоит, - поглазею какое-то время на стену и возьмусь за расширенные "Размышления", для которых те, завершенные, послужат только одним из разделов, не больше. И эти вот "Размышления", будь у меня сколько душе угодно времени, чтобы их неспешно продвигать, когда-нибудь могли бы принять такое заглавие: "Размышления о жизни Томаса Т. Эндрюса из Кембриджа, штат Мэриленд (1867-1930), в коих особенное внимание уделено отношениям его с сыном Тоддом Эндрюсом (р. 1900)". По-другому сказать, представляли бы они собой законченный опыт описания жизни и личности отца, начиная с того момента, когда он явился на свет в ближней спальне эндрюсовского особняка, до той минуты, когда повесился там же в погребе, - от пуповины, соединявшей его с матерью, до брючного ремня, намотанного на балку.

Нешуточная задача: я ведь намереваюсь изучить все, что можно изучить в связи с жизнью отца, и, насколько такое осуществимо, проникнуть в глубины его личности. А чтобы это сделать, предстоит мне мало того что повторить, только на более солидных основаниях, все расследование, понадобившееся для первых "Размышлений", но еще и заняться кое-чем дополнительно, - скажем, перечитать все книги, которые, насколько мне известно, читал отец, постаравшись при этом выявить возможное их воздействие на его характер, его образ мыслей. Если можно сравнивать бесконечности, эта задача еще необъемнее предшествующей.

Вот написал я сейчас, что "Размышления" в связи со смертью лишь раздел "Размышлений" о жизни, но ведь в каком-то смысле и наоборот, постижение жизни отца лишь необходимая предпосылка для того, чтобы понять его смерть. А вообще-то, должен сказать, оба моих замысла бок о бок идут, потому что цель тут одна: самое-то для меня главное - это определить, какую роль я сыграл в том, что наше с ним понимание друг друга неполным было, и насколько неполным, если разобраться.

Неполное понимание - вот в чем вопрос. Если вам ясно, о чем я толкую (а разъяснять не могу, мы бы в разъяснениях увязли безнадежно и никогда к рассказу не вернулись), тогда пора обратиться к последнему документу, тому, для которого огромные коллекции моих "Размышлений", вместе взятые, служат только подготовительными материалами, а документ этот - "Письмо моему отцу".

За него я принялся осенью 1920 года, когда после безуспешных попыток как-то осведомить отца насчет ненадежного состояния моего сердца поступил в университет. Если не забыли, я в конце концов решил вообще ничего ему не сообщать, а просто жить, пока живу; я ведь был уверен, что умру очень скоро, - так для чего расстраивать отца, портя жалкий остаток дней. Но меня смущало, что сообщить я просто не сумел, хотя одно время собирался, и что - тогда я еще никаким циником не был - мы с ним оба ляжем в могилу, так ни разу и не обретя настоящего понимания друг друга.