Читать «Каменный пояс, 1975» онлайн - страница 159

Виктор Суворов

— Дядя Павел, момошит! — это у него вместо слова «тормошит».

Крик слышали все рыбаки. И с тех пор, как кто-нибудь зазевается, тому кричали:

— Эй, дядя Павел, у тебя момошит!

Николай Глазков любил повторять эти слова даже теперь, спустя тридцать лет.

Рыбаки выехали на лодке к лабузе. Облюбовали маленький заливчик с темноватой и заросшей наполовину круглыми листьями кувшинок водой и взялись за дело.

Поднялось солнце. По теплой воде струились остатки белесого тумана. Из зарослей, потревоженные кем-то, поднялись две кряквы и, свистя крыльями, улетели к середине озера. Из города донесся паровозный гудок. Николай навесил козырек кепки на самые глаза — мешали солнечные блики. Три донных удочки приспособил на весле и закурил. Но леску с ходу повело первым у Андреева. Окунь схватил сразу и сильно, удилище стукнуло о борт. Леска поехала вкось. Андреев потянул и с радостью почувствовал упругое сопротивление. Зеленого с черными поперечными полосами окуня в лодку выбросил рывком.

Почин сделан. Здесь рыбалка обещает быть повеселее, нежели на Сугомаке.

Ловили рыбу и разговаривали. Григорий Петрович спросил:

— Алешку Куприянова знавал?

— Заречного?

— Ну.

— Знавал.

— А его старика?

— Дядю Костю? А кто его не знает?

— Я его на Сугомаке встретил. Говорит, что из-за дочери рыбачит. Любит она рыбу.

— Пусть не брешет. Зимой на Аргазях пропадает. Старик тот еще, хитрющий.

— Почему?

— А вот слушай. Эй, Гриша Петрович, смотри — момошит! Не спи, как дядя Павел!

— А ты рассказывай.

— Мы зимой удим на Аргазях каждое воскресенье. Директор грузовик дает. Набьется таких, как я, целый кузов и всю дорогу хохот. На Аргазях окунь хватает шибко хорошо. Но как ни приедем, а старик уже там. Спрашиваем: «Как дела, дядя Костя? Клюет?» — «Балуется, вишь, какая мелюзга», И показывает окунишечка с наперсток. И что интересно — Куприяныч никогда не долбит лунки там, где все. Норовит особнячком. Нам окуни все-таки приличные попадаются, весело артелью рыбачить. Ноги отекают долго сидеть-то. Вскочишь поразмяться и к Куприянычу. У него же два-три окунишечка всего и валяется. «Дядя Костя, чего это вы мерзнете из-за такого улова, айдате к нам, у нас славные похватывают». «Да уж ладно, — отвечает, — мне старику, и этого хватит, невезучий я». Как бы не так, стал бы Куприяныч из-за такого улова мерзнуть. А что делал? Аргази-то, знаешь, — Миасс запрудили. Они и разлились как море. Раньше пашня тут была. Куприяныч и наткнулся на место подходящее. Клюнет ему окунище с ладонь, он его зароет возле себя в снег и ничего не видать. На снегу лишь валяются окуничешки-маломерки. Думаешь, как он хитрил?

— Понятия не имею.

— Заметит, что к нему кто-то идет, на полметра леску поднимет и сидит. Ему мальки и попадают. Уйдет посторонний, он на полметра леску опустит, до самого дна, а там окунище вон какой клюет. Понял?

— Да-а.

— Боялся, что мы рядом сядем. А нас сомнение взяло. Клюет плохо, а он с места не сходит. Как это так? Решили проследить. В конце дня сели возле него и ждем. Не вытерпит, все одно откроется. И открылся. Взял лопаточку и давай снег разгребать. Поверишь, я таких окуней сроду не видел. Во! — Николай отмерил правую руку до плеча. — Именно такие, не сойти мне с места, понимаешь, ухмыляется: мол, провел я вас, архаровцев. На следующий выходной вокруг Куприяныча лунок надолбили, поверишь — решето, а не лед стал. И ничего не поймали.