Читать «Уйма» онлайн - страница 13
Валерий Владимирович Митрохин
Я разбудил его. Он проснулся и расправил крылья. И я стал преодолевать гравитацию проклятья. Я настиг, догнал оставивших меня в одиночестве. Но я так боялся, что счастье быть таким, как все, продлится не долго, и потому пошёл выше и выше — без передыху. И вскоре ушёл выше иных, многих, выше всех. И снова угодил в одиночество. Так я узнал: нет никакой разницы между верхним и нижним одиночествами.
Позже, правда, Бог дал мне Мила Зину. Он дал мне её для забвения, а я думал, что для любви. Она не спасла меня от одиночества, но отвлекла на какое–то время.
Когда начался этот экстрим со мной (во мне), я думал, что он — мой и только. А когда я оглушённый им, постепенно адаптировался в нём и огляделся, то увидал: экстрим грянул над миром.
Золотые слитки плыли по растаявшей реке.
Ещё!
Бойся течения времени — оно бывает бурным.
Ещё?
Плоды кактуса похожи на баклажан. Чайки кричат, словно дети. Родной язык порой кажется неизвестным.
— Ты меня никогда не хотела.
— Э, что вспомнил!
— А ведь ты меня не хотела, и ребёнка потому и заколола препаратами. Чуть парень карликом не остался.
— Чуть–чуть не считается…
— Если бы не я, так бы и остался.
— Ты!? Причём здесь ты, пьяница!
— Насчёт пьяницы ты несправедлива. Я пью от одиночества. Это не болезнь, а лечение. Так я спасаюсь. И мальчика спас.
— Ты, спас?
— Бог его спас. А просил Его об этом я, каждый день молил.
— Ври больше. Ты и молитв не знаешь.
— Толку, что молитвы знаешь ты?!
— А то, что это я молилась за моего ребёнка, гад ты этакий!
Тут нет любви. Но есть неблагодарность, что ненависти всякой пострашней.
Ещё?!
Я видел шар, который очищался. Сначала, как яйцо, потом, как луковица, апельсин, орех…
Ещё?!
Вино мне помогло. Язык мне развязало. Оно ей всё сказало и более того.
Ещё?!
Кто знает, как зовут, тот и зовёт с собой.
Ещё.
Береги время. Даже когда его много, оно иссякает, уходит… Конечно, приходит иное время. Но то — другое, не твоё. Им распоряжается кто–то, но не ты. Ты там чужой, приживала, помеха. Будь осторожен, потому что в течении том ты не знаешь броду.
— Ты меня никогда не хотела, маман?
— Это неправда, сынок.
— Сынок?! С каких это пор, Милазина ты меня называешь сынком?!
— Я?! Милазина?
— И кто же ты?
— Нинах… — в голосе её появилось сомнение.
Она подошла к нашему допотопному лимузину, глянула в боковое зеркальце. И обернулась ко мне Элей — загорелой блондинкой с усталыми глазами. — Я Милазина, — сказала она и рассмеялась. И стала Мила Зиной.
— Те неправ. Тебя–то я всегда хотела, Маня
— Маня?
Теперь я заглянул в зеркало.
— Эммануил. Длинно. Пока скажешь — рак на горе свистнет. Не подходящее для любви имя.