Читать «Уйма» онлайн

Валерий МИТРОХИН

УЙМА

Рассказ

Мирошник мерно мелет мирро,

В муку размалывает зёрна.

И отражаются озёрно

На жерновах созвездья мира.

Богатый браво бредит Богом.

Он просит для себя прощенья.

Он выставляет угощенья.

Он щедро подаёт убогим.

Поэт — потомок пролеткульта

Сдаёт бутылочную тару.

Он изменить не в силах дару.

Он как спасенья ждёт инсульта.

Вера — фамилия. Зато имя у него вполне мужское. Анапест. Но если фамилию, против коей у него никогда не возникало претензий, ему навязали родители, то именем он себя означил вопреки их воле. Он весьма рано осознал себя поэтом, и с этим ничего нельзя было поделать.

С годами, когда провинциальный вундеркинд познал большую жизнь, столкнулся с абсурдом и серостью бытия, ужаснулся массовым равнодушием к поэзии, он, в конце концов, согласился с тем, что принятый им псевдоним для понимания народом преждевременен. И стал откликаться на фамилию. Постепенно последняя вытеснила из употребления псевдоним. И, несмотря на то, что у многих она вызывала нездоровые ассоциации, он стал под сочинениями подписываться — как то делают поэты Востока, однословно.

Со временем открылось, что Вера — это не только женское имя. Оказалось, что в Испании есть род, вполне древний: Вэра. На этой почве он придумал романтическую легенду о том, что его корни уходят в средневековье Европы и что он чуть ли не отпрыск одной из её аристократических ветвей, ненароком проросших в Евразию сквозь окно, пробитое Петром.

Впервые в жизни пустоту бытия Анапест ощутил после того, как закончил творить эту легенду. Это был настоящий, душевный вакуум. Он сначала испугал его, а потом обескуражил. Самодеятельный гений даже объявил о бессмысленности собственного, а затем, видимо, чтобы не так было обидно, и всякого иного творчества. Весь мир создан ремеслом, а не искусством. Такой афоризм породило его мятущееся сознание. Формула эта некоторое время довольно интенсивно действовала в окрестностях её автора и даже влияла на менталитет подрастающего поколения, главным образом, и к счастью, только поэтов.

Не справившись с персональной проблемой, Вера поступил и вовсе непорядочно. Он объявил, что мир, в котором ему, а значит и нам всем, угораздило родиться и жить, никчёмен и пуст. Несправедливость эта достигла своего апогея, что ужаснее всего, к нашему времени, то есть мы появились на свет в момент, когда все животворные энергии не то что иссякли, но, несомненно, переродились.

Конечно же, Вера продолжал сочинять. А поскольку лучше, чем когда–либо видел, что путного ничего создать не в силах, публиковать свои опусы перестал. А чтобы хоть как–то оправдать сей обет молчания, главным образом хотя бы перед самим собой, измученная душа его исторгла ещё один постулат: гениев не бывает. Гомер, Леонардо, Шекспир и так далее — не люди вовсе. Они пришельцы из других миров, где каждый гений. Разумеется, с точки зрения земной. Эти вполне заурядные по тамошним меркам индивиды, вероятно, по каким–то причинам бежали из своего города в нашу деревню, возможно даже, из неудовлетворённого тщеславия. И это в лучшем случае. Не исключено, что среди земных так называемых гениев было немало представителей инфернального мира, то есть самых, что ни на есть исчадий Тьмы.