Читать «Rrzepraszam Варшавская история» онлайн - страница 36
Анатолий Друзенко
Все, как по команде, сняли значки “Солидарности”.
Ни взрыва, ни восстания…
Совет национального спасения постановил: каждому поляку – рождественского карпа!
На рынках вовсю торгуют елками.
По радио передают военные марши.
По телевизору крутят старые фильмы.
Днем я заехал в школу, дождался сына и, живого и невредимого, доставил домой.
Прогнозы о баррикадах и восстании – не подтвердились.
Протесты – в первые два дня – были.
Шахту “Витек” штурмовал спецназ. Девять убитых.
Как ни кощунственно звучит, это – на всю страну – немного.
Еще на двух шахтах горняки три дня протестовали: оставались в забое.
Их уговаривали – сверху:
– Поднимайтесь. Польша уже не бастует.
Шахтеры не верили.
Когда поднялись, поняли: их никто не поддержал.
Может, и в этом – народная мудрость: не подставлять голову?
Новость – как снег на голову. Сообщил Петрович – кто еще!
– Глеба отзывают.
– Почему? За что?
Конечно, он был неосторожен, наивный шестидесятник. Ладно бы при поляках, а то при своих нахваливает “Солидарность”.
Найти повод, чтобы отозвать, – раз плюнуть.
На заседании парткома секретарь предложил утвердить характеристики тем, кто покидал польские пенаты.
Рутинное дело. Утверждали списком: характеристики были стандартными.
Глеб сам начертал оду себе, любимому, и доставил мне. Я подписал и отвез на Бельведерскую.
Секретарь парткома скучно перечислял фамилии. Когда добрался до
Глебовой, вскинул голову генерал в штатском.
Шеф инспекции – в молодости его посылали “нелегалом” в Штаты, он был на связи с супругами Розенберг, казненными за шпионаж, – обычно молчал, а тут вдруг заговорил:
– Хотелось бы послушать.
Секретарь растерялся.
– У вас что, – спросил генерал, – ее нет?
– Почему же, – почти обиделся секретарь и полез в папку.
Одна фраза повторялась – из характеристики в характеристику – как индульгенция.
“ИДЕОЛОГИЧЕСКИ ВЫДЕРЖАН, МОРАЛЬНО УСТОЙЧИВ”.
Услышав ее, генерал сказал:
– Я возражаю.
– Как? – испугался секретарь.
– Потому что это – неправда.
Члены переглянулись.
– Товарищ и не выдержан, и не устойчив.
Я напрягся.
– Что же делать? – Секретарь был растерян.
– Написать правду.
Дальше молчать было невозможно.
– Разрешите? – Я с трудом подбирал слова. – Возможно, Глеб
Алексеевич иногда… Но, поймите, это опытнейший журналист, автор нескольких книг. Если мы это запишем…
– Товарищ Друзенко. – Генерал смотрел не мигая. – Вы хотите, чтобы я отложил в сторону дела и занялся сбором доказательств, что Долгушин изрядно выпивает? А неразборчивые связи? Напомнить про библиотекаршу из Торуни?
– Итак, – встрепенулся секретарь, – характеристику подправляем. Нет возражений?
Возражений не было.
В Торунь мы ездили вчетвером. И с Эльжбетой, библиотекаршей Общества дружбы, был не Глеб.
Отвлекающее застолье, бородатые анекдоты, танцы до упаду…
Неимущие активисты Общества выставили домашнее вино, мы – водку.
Я танцевал с Эльжбетой, изображая роковое танго.
Она смеялась.
Не умолкала, пока бродили по городу Коперника.
В номере пожалел, что не осталось спиртного.
Вспоминал Окуджаву.