Читать «Угловая палата» онлайн - страница 100

— Такая и у меня есть, только поменьше, — хотела расстегнуть пуговицу на кармашке гимнастерки, но повернула поданную ей карточку обратной стороной и оставила пуговицу в покое. Подняла взор и встретилась с утомленными, грустными глазами Олега Павловича. Что-то толкнуло вслух прочитать написанное на обороте фотографии — подумала, что это не будет против воли Олега Павловича. Подумала и прочитала: «Папе от Олежки и любящей…»

Олег Павлович вздохнул глубоко и свободно, и Серафима услышала в этом вздохе душу Олега Павловича, с предельной ясностью увидела, как жила и маялась эта душа последние месяцы. Серафиму охватило чувство дружбы, преданности и понимания. Спросила:

— Приедет?

— Да. Оставит сына у матери и вернется. «Глупая, какая ты глупая…» — с болью думала о себе Юрате.

Олег Павлович положил фотографию на место и подал Юрате документы.

— Небольшие формальности в военкомате, и сегодня же подпишу приказ о назначении вас младшей медсестрой. Будете работать в паре со своей подругой Машей Кузиной. Ну как, довольна?

Губы Юрате мило шевельнулись, едва заметным кивком выразила согласие и благодарность.

Глава двадцать вторая

Усталая, не спавшая эту ночь Машенька отворила дверь и пропустила вперед себя пожилую угрюмую санитарку с кастрюлей, прикрытой, как компрессом, вафельным полотенцем. Машенька с пучком ложек в руке и прижатой к груди стопкой тарелок поспешила освободить на сестринском столе место для посуды и только потом обернулась к тому круглому, обеденному. Обернулась и мгновенно преобразилась. Изумленно раскрыв глаза, с чувством воскликнула:

— Родненькие, как хорошо-то!

Возложив руки на чешуйчато облупившуюся местами столешницу, чинным полукругом сидели шестеро из оставшихся восьми в палате. Улыбались — рот до ушей — Боря Басаргин и Якухин, сдержанно морщились губы Гончарова, из-под лохматых бровей любовался обрадованной сестрицей Анатолий Середин. Петр Ануфриевич с Агафоном Смысловым — виновники Машиной радости — малоуспешно пытались изобразить равнодушие — будто не первый раз они в этом обществе, будто сроду завтракали вот так вот, вместе со всеми.

Всего-то двое добавились за столом, а у Машеньки на лице — словно раненые всего фронта выздоровели, поднялись на ноги.

Мингали Валиевич недавно провел какую-то удачную сделку на хуторах, и вот уже третий день взамен опостылевшей пшенки раненые получали на завтрак свежую отварную картошку. Ее дразнящий запах сразу же, как только санитарка сняла полотенце с кастрюли, потеснил лазаретный дух. С привычностью домохозяйки она наполнила тарелки, расставила перед ранеными. Машенька чинно опустилась на стул, подперла кулачком подбородок и восторженно уставилась на жующих. Но это состояние было у нее непродолжительным. Вздохнула, хмуро свела брови, вставая, замедленным движением, как непомерную тяжесть, перенесла косу за спину. С тоскующим, сжатым сердцем направилась с завтраком в дальний угол палаты — к Василию Федоровичу Курочке. Тот грустно улыбнулся Машеньке и отвергающе помотал вжатой в подушку большой головой.