Читать «Южнее главного удара» онлайн - страница 78
Григорий Яковлевич Бакланов
— Вытащили трактор? — спросил Леонтьев.
— Сам себя вытащил лебёдкой. Зацепили тросом за фонарный столб, он себя и вытянул, — довольно басил Латышев. Кого-то не хватало, но Леонтьев никак не мог вспомнить кого: он все же плохо соображал.
— А Московка где? Ему не ответили. Крупное лицо Латышева с твёрдыми складками у губ было каменным. Леонтьев отодвинулся в угол кабины и тихо сидел там. И постепенно обрывками все вспомнилось ему, и он испытал то необыкновенное чувство, заставившее его кинуться наперерез немцу. Когда Латышев глянул в его сторону, он увидел, что Леонтьев плачет. Он долго думал, о чем бы это, потом сказал:
— Это ты с непривычки. Рана твоя не очень чтобы так уж… Заживёт она.
— Да не от боли… — сказал Леонтьев, стыдясь, что его так поняли.
— Не от боли, значит… — повторил Латышев, и по голосу чувствовалось, что не поверил. А впрочем, это было даже безразлично сейчас. Главное было это чудесное, возникшее в бою чувство, которое Леонтьев испытал впервые.
ГЛАВА XII
УТРО
Город оставался позади. Уже на выезде, под мостом, каменный завал преградил путь, и батарея остановилась. Раненые, сидевшие на пушках, проснулись от внезапной остановки, оглядывались вокруг. В их сонном сознании все спуталось, и только эта ночь длилась бесконечно. В соседних улицах вспыхивала и затихала стрельба. Никто не оборачивался: к ней привыкли. Каменный завал в рост человека — булыжник, битый кирпич, обломки стен — все это стояло на пути угрожающе и молча. Послали разведку. Она вскоре вернулась. На той стороне никого не было. Но как только стали разбирать камни, из домов, из-за железнодорожного полотна ударили немецкие автоматы, огненные трассы пуль засверкали под мостом, высекая искры из булыжника. Немцев было немного — слабое охранение. Но Беличенко не мог вступать с ними в бой. Пока разберут завал, подтянут другую пушку, успеют подойти ещё немцы, привлечённые стрельбой. И он увёл батарею, решив выходить другой дорогой. Но теперь немцы шли следом, стреляли непрерывно разведчики, отступавшие последними, сдерживали их. Холодное безмолвие каменного города окружало людей. Над улицами витал запах гари. Серый, утренний туман полз по булыжным мостовым, по битому стеклу, всасывался чёрными глазницами разбитых окоп, наплывал на краснеющие пятна догоравших пожаров, мешаясь с дымом. Редкие языки пламени, вырывавшиеся из-под пепла, освещали тяжёлые пушки, укрытые брезентом, — по ровной дороге трактор на первой скорости тащил теперь их обе сразу, — людей с серыми, исхудалыми лицами, идущих рядом, наступающих на собственные тeни, обмотки, ботинки, сапоги, — мимо, мимо шли они. Люди, спотыкаясь, тяжело переставляли ноги, у иных глаза были закрыты. По временам то один, то другой вздрагивал, просыпаясь, поправлял оружие, движением страшной усталости потирал небритое лицо. Усилием воли Беличенко заставляет себя не заснуть. От раны его знобит, а голова тяжёлая и горячая, в глазах после многих бессонных ночей точно песок насыпай. Рядом поскрипывает на морозе, медленно вращается железное колесо пушки. И вдруг рокот трактора исчез. Беличенко явственно слышит стремительный снижающийся вой мины. Он вздрогнул, открыл глаза. Все так же качаются впереди спины солдат, скрипит колесо пушки. 3аснул! Тогда он остановился у обочины, пропуская батарею. Тоня шла за последним орудием, держась рукой за брезент.