Читать «Каменный фундамент» онлайн - страница 6

Надулся, отвел чурбан подальше, чтобы разгон был сильнее, и долбанул по кедрине. И что бы ты думал? В самом деле промахнулся! Да что получилось-то: чурбан с размаху вниз потянул, черен из мха вырвался да концом в правое ухо мне и въехал. Я, понятно, с ног долой. Афонька хохочет, заливается: «Ну как?» — спрашивает. «Ухо, кажись, оторвало». — «Нет, говорит, два у тебя на месте, а третьего и не было».

Поднялся я с земли, гудит голова, будто толще стала впятеро.

«Ну ничего, — уговаривает Афонька, — у меня первый раз еще хуже было. Давай я теперь ударю, а ты гляди, куда шишки падать будут. А то в мох влипнут — не найдешь».

Стукнул Афоня по кедрине, а я кверху смотрю, шуршит где-то по веткам, будто птица летит, а ничего не видно. Только вдруг как вырвется шишка из хвои да прямо в лицо мне, даже слезы выступили. А плакать стыдно; чувствую: проверку мне делает.

«Видел, куда шишка упала?» — спрашивает Афоня.

«На нос. Да отскочила», — говорю, а сам схватил ее с земли, да и пустил Афоньке в спину.

«Молодец, пятнай тебя! — похвалил Афонька. — Злости много, добрый таежник будешь».

— Но дереву это вредит? — спросил я. — Бить по живому стволу таким тяжелым чурбаном.

— Вредит, конечно, — отозвался Алексей. — И теперь с этим борются. А я же тебе, как было, рассказываю.

Да…

Попривык я, попадать научился. Афонька бил по толстому кедрачу, а я молодняк околачивал. Девчата с Петькой шишку собирали.

Вот уже чего бы проще, шишку подбирать, а тяжелое это дело. Весь день согнувшись ходишь, сбоку на лямочке котомка привешена, вниз тянет. Наберешь в нее ведра два-три — в большой мешок ссыпаешь. Набьешь мешки доверху, а вечерком к табору в сусек стаскивать надо. Первые дни было хорошо: близко, а потом с полкилометра и далее таскать приходилось. Шишка тяжелая, вроде картошки, а главное, дорога по тайге плохая: бурелом, ноги в мох по колено уходят и холку сквозь мешок режет здорово.

Поработали мы так недели две, холоднее стало, утренники каждый день падали. Зато шишка легче пошла. Чуть стукнешь, так и сыплется. И серы меньше на шишке: орех суше. Все бы хорошо, да случилось кряду две беды.

Облюбовали мы с вечера таежку. Кедрач в ней тонкий, а шишка крупная. Выносить, правда, круто, да что поделаешь, — на то и тайга! Стали поутру подниматься на хребтик. Слышим, бьют чужие нашу таежку. Да в три кия колотят, только стон стоит. Бросились мы бегом туда, давай отбивать навстречу. А в тайге обычай такой: кто отбил себе уголок, ну, наподобие просеки, что ли, другой в него не лезь. Бились, бились мы с Афонькой, взмокли, как налимы, устали, а и половины таежки не отбили. Успели у нас отрезать остальную.

Уселись мы отдыхать. Подошли новенькие, поздоровались. Тоже сели. Афоньку, вижу, злость разбирает.

«Откуда черт принес?»

«Абалаковские. А вы чем не черти? Вы откуда?»

«Мы подгородние, — отвечает Афонька. — Что ж вы так поздно в тайгу пришли?»

«А мы в Мангараше промышляли, да проклятая кедровка налетела: весь орех в два дня спустила. Ну, мы обратным ходом и завернули сюда. А как у вас с водой?»