Читать «Царь Ирод. Историческая драма "Плебеи и патриции", часть I.» онлайн - страница 65

— Да, он сплотил вокруг себя самых непримиримых, они называют себя зелотами и признают только силу. Надеются захватить власть, убивая каждого, кто не разделяет их убеждений. Они против фарисеев, против саддукеев, против всех.

Напряжение в городе росло с каждым часом и Анций понимал, что случись вспыхнуть восстанию, а дело шло именно к тому, то немногочисленный гарнизон не сумеет оказать достойного сопротивления.

Семейство Ирода — наследники, родственники, друзья — немедленно покинули город; во-первых, ради безопасности, а во-вторых, им надлежало прибыть в Рим для торжественного утверждения завещания.

Не стали искушать судьбу и Анций с Птоломеем. Выбравшись за крепостные стены, они лихо пришпорили свежих лошадей, надеясь засветло достичь Кесарии и поспеть к отплытию царской депутации.

Оставалось преодолеть не более десяти миль, когда они увидели первые легковооруженные отряды римлян, затем следовал небольшой отряд тяжеловооруженных войнов, шагавших рядами по шесть человек, потом саперы, вырубающие по ходу движения кустарник, далее они увидели легата Публия Квинтилия Вара на белом мускулистом рысаке; его красная накидка трепетала на ветру среди десятка других таких же накидок, в какие облачена была окружающая его веселая свита. Вар заметил Анция, удостоил его небрежным кивком. Следом за свитой показалась кавалерия и две осадные машины и, наконец, основная масса войск. Опытным глазом Анций определил, что было их не менее трех легионов. Задиристо устремлялись в небо боевые знамена — римские орлы. И как обычно, в хвосте войск плелись зеваки, больше жизни обожающие зрелища.

Глава 20

Ничему не удивляться

Желающего судьба ведет, а не желающего тащит. Одни наживают состояния, другие болезни, Анций наживал врагов. Вела его судьба или тащила? Кто исполнен решимости посвятить свою жизнь долгу, тот всегда окружен врагами. Он часто вспоминал эти слова Ирода, находя в них хоть какое-то утешение. Видят Боги, он старался быть осмотрительным, избегать дворцовых интриг, он согласен был унижаться перед всесильной Ливией, не замечать высокомерия родовитых патрициев, терпеть ядовитые намеки, в которых явственно проступала зависть: какой-то ничтожный перузианец, раб, напялил на себя ангустиклаву^[129] и ходит среди них, прямых потомков Энея, как равный и к мнению которого сам Август прислушивается порой больше, чем к их собственному. Со всеми этими невзгодами Анций мог бы примириться. Но выше его сил, непреодолимым препятствием, его отрадой и его бедой была убежденность исполнить свой долг до конца, чего бы это ему не стоило и какими бы последствиями не грозило. Но, к счастью, в этой его убежденности содержалось немало здравого смысла, удерживающего его от опрометчивых и безрассудных поступков. Он догадывался, что Ливия узнает о каждом его шаге не от тайных осведомителей, услугами шпионов она конечно не брезгует, но зачем усложнять дело, когда все можно выведать проще, если не забывать о старинной, как мир, истине — общее ложе и секреты делает общими. Но он догадывался также, что за ночной откровенностью Августа, оборачивающейся для него, для Анция, угрожающей стороной, таится не близорукая наивность, нет, и уязвленный Ирод на предсмертном одре согрешил, обвинив принцепса в недальновидности и нерешительности; он догадывался, что за всей этой доверчивостью на интимном ложе Август скрывает какой-то свой дальний политический расчет. Иной раз для общей пользы выгодней прощать, чем настаивать на возмездии, вспоминал он сказанное принцепсом и чувствовал, что в этих словах заключен огромный смысл и может быть в этих не простых словах следует искать отгадку противоречивых на первый взгляд поступков его покровителя.