Читать «...А что будем делать после обеда?» онлайн - страница 6

Эфраим Кишон

Этой уверенности, однако, никак не соответствовал наш быт на "Галилее", оставлявший желать лучшего. Еда состояла либо из мороженой рыбы с черными оливками, либо из черных оливок с мороженой рыбой. И только в шабат черные оливки заменялись на зеленые. Корабельный раввин напомнил нам слова из Библии, что не хлебом единым сыт человек, но от этого наш мирской голод не стал меньше.

Жара изо дня в день становилась все невыносимее. Только когда капитан объяснил нам, что это еще не жара, а лишь одолевшая всех влажность, мы почувствовали себя несколько легче.

Чем дольше мы стояли на якоре, тем более безудержно ругали бездействующее правительство и особенно его премьер-министра Давида Бен-Гуриона[7]. Однако, вспышка истерии никого не тронула, а вместо Бен-Гуриона несколькими часами позже появился некий высокопоставленный чиновник, который от имени Еврейского агентства многократно извинился и вежливо пригласил спеть наш национальный гимн "Ха-тиква". Мы спели его, даже не зная текста, и по завершении атаковали его вопросом, где нам остановиться. Некоторые из наших спутников уже решили ехать в Тель-Авив, другие удовольствовались бы кварталом вилл вокруг столицы. Экономные интересовались ценами на жилье:

"Почем трехкомнатная квартира с кухней? А отдельно кухня?".

— Соберу рассеянных, сказал Господь, и направлю их в Землю обетованную, — ответило одухотворенным голосом Еврейское агентство.

Из всех наших проблем жилье было самой настоятельной. Мы уже знали, что в провинции голубятни предлагали за двенадцать фунтов в месяц без залога, правда, еще два фунта — дополнительный сбор для посредника. Один дальновидный румын пришел к грандиозной идее поселиться в пустующей арабской гостинице в Яффо. Все ему завидовали.

Лично я имел две возможности: либо разместиться в жестяной коробке в перевалочном лагере под Хайфой вместе с одной триполитанской семьей с одиннадцатью беспокойными детьми, либо временно раскинуть свою палатку у подселенца тети Илки, который накануне перенес апоплексический удар и уже не мог сопротивляться. Я склонялся к лагерю беженцев, поскольку тетя Илка постоянно повторяла, что она как главный квартиросъемщик нумерует рулоны туалетной бумаги.

Самое большое разочарование преподнес мне дядя Яков. Даже закоренелые сионисты говорили о нем, как о легенде. Якобы тридцать лет тому назад он прибыл в Палестину с маленьким чемоданчиком и владел тем же чемоданчиком и поныне. Более того, у него якобы был большой холодильник. Как оказалось впоследствии, этот холодильник и был его квартирой. Самое же замечательное было в том, что свет в ней зажигался сам, как только открывалась дверь.

Между тем, начальника порта нашли спящим в зале ожидания, и нам наконец позволили спуститься на Землю обетованную. В дощатом домике, в углу которого висела электрическая лампочка, сидел за шатким столом некто в шортах, идентифицируемый по беглому идишу как сотрудник по делам иммигрантов.