Читать «Дело об инженерском городе» онлайн - страница 16

западными морями, была, есть и будет только одна империя — великая

монгольская”.

Рассуждая в таком духе, Туге был спокоен, хотя и выглядел устало. Я не нарушил

течение его речи ни единым вопросом. И лишь тогда, когда он махнул рукой возле

подбородка, словно отгоняя муху (жест означал, что он не желает более

говорить), я спросил:

— Скажите, ваше величество, в самом ли деле почта на всей территории империи

работает исправно?

Император в ответ благодушно рассмеялся. Мой вопрос, вероятно, показался

монголу слишком простосердечным”.

Запись № 8

“Не знаю, как долго я буду еще служить забавой для его величества, но мое

положение изменилось с тех пор, как начальник императорской канцелярии сообщил

мне, что я принят на государственную службу. Содействовал ли этому калмык, мне

неизвестно. У меня немного обязанностей. Я всего лишь должен, сказал мне

господин Илак, постоянно находиться недалеко от императора и ждать, когда он

пожелает со мной говорить. Моя должность называется нелепо — “уши и язык для

императора”. Однако Даир уверяет меня, что на монгольском это звучит весомо и

благородно. Более того, он выразил предположение, что должность приравнивается

к рангу императорского секретаря. Впрочем, как бы ни называлась моя должность, она принесла мне ту пользу, что избавила меня от заточения, в котором я

находился до сих пор. И хотя я не получил полной свободы (мне запрещено

самостоятельно покидать императорскую резиденцию), многие чиновники, которые

прежде смотрели на меня с презрением, когда меня привозили из тюрьмы во

дворец, кланяются мне теперь и не требуют от меня никаких подарков. Последнее

для меня более важно, чем первое, так как у меня уже ничего не осталось, кроме

этого журнала, который я прячу под одеждой. Сегодня я расстанусь и с ним, поручив его заботам монгольской императорской почты, ибо хранить его при себе

небезопасно. Я не надеюсь, что увижу когда-нибудь дом моего прадеда Герардо на

кампо Санто Стефано в Венеции. Новый Каракорум ушел далеко на восток, в

степные пространства империи — монгольской ли, русской, мне безразлично.

Движение продолжается, как сказал мне сегодня император во время прогулки по

дворцовой площади. При этом он указал на отверстие, называемое по-монгольски

тооно. Там ярко сиял клочок азиатского неба”.

*

По записям в “Черкасской хронике” можно установить, что в марте 1805 года

жаркий ветер, “прилетевший из Африки”, необычайно быстро растопил сплошную

корку льда, покрывавшую Приазовскую степь. Тот же источник сообщает, что 18

мая Платов, поднявшись во главе торжественной процессии на вершину Бирючьего

Кута, где свежими бороздами были размечены площади и улицы Нового Черкасска, заложил первый камень долгожданного города, спроектированного де-Воллантом.

“Иных городов, — повествует “Хроника”, — в окрестном пространстве не было

видно”.

Не вспоминал об “иных городах” и Франсуа де-Воллант, приславший Платову через

десять лет второе — и последнее — письмо из Петербурга. Он сетовал на