Читать «Ведьма с проспекта Большевиков» онлайн - страница 8

Кулагин (ловит Машу за руки). Тшш! Тихо-тихо-тихо. Это прошло. Это уже позади. Давно. Не надо снова…

Маша. Ладно тебе… утешитель. На себя посмотри…

Кулагин. А что я?

Маша. Да потому что ты как страус: голову под мышку, там тепло, мягко, никто не трогает, никто никого не ест… (Пауза.) Слушай, я тут подумала. Посчитала. Ребят спросила. Если немного поднапрячься, то к следующему лету на небольшую яхту можно будет наскрести. Такую, чтобы человек пять-шесть… Хочешь?

Кулагин подносит к губам стакан, но не пьёт, смотрит на Машу.

Кулагин. А квартиру Личке?

Маша. Ну… потерпит ещё годик-другой. Вспомни, как мы обходились.

Кулагин. Не. Мы неправильно обходились. (Беззвучно смеётся, что-то вспомнив). И потом… (Пьёт и морщится, глоток пошёл криво.) Я к воде — как-то без фанатизма. Самолётик бы…

Маша. Старый списанный кукурузник. Поставить его там у вас на пустыре — и курочить его, и курочить…

Кулагин. Не курочить, а курощать. Да, это было бы забавно… но если по правде, то поставить-то и некуда…

Маша. Все-таки у тебя полный отрыв от земли, Кулагин. Надо ж всё-таки чему-то полезному учить, а не этой выморочной лабуде.

Кулагин (ставит почти допитый стакан на столик). Нет ничего полезнее, чем уметь работать головой и руками. Ты же это знаешь, и знаешь, что не права, и поэтому злишься. Ты не злись. Просто ты делаешь своё дело, а я делаю своё…

Маша (срывается). Очень кучеряво получается, Кулагин. Делать своё светлое дело на мои низкие деньги…

Кулагин молча встаёт и выходит. Маша лупит ладонью по столику, потом срывается следом.

Маша. Кулагин! Вернись! Что за манера, чёрт!..

Кулагин запирается в душевой кабинке. Маша стоит под дверью и слушает, как льётся вода.

Квартира ведьмы.

Вещь возится в тёмном уголке, где у нее крохотный тайничок, смотрит те немногие вещи, которые остались «её» вещами и что-то для неё значат: большая красивая пуговица, замызганная ленточка, в которой угадывается бывший красивый бант и т. п. Вещь прижимает к уху половинку сломанных наушников, тихо раскачивается, как будто что-то слышит.

Яхта подходит к причалу, мы видим издалека, как женщины чмокаются, Слава с чувством жмёт Кулагину руку, девочка хлещет антенной машину, у которой, наверное, всё же сдохли батарейки, потом семьи расходятся, садятся по машинам…

Кулагин. Ой… забыл. Машка, ты не спросила, случайно, что значит «сикота цать»?

Маша (с очень серьёзным лицом). Спросила.

Кулагин. И что?

Маша. Это значит: «На старт, внимание, марш».

Кулагин. О-ё! Ни за что бы не догадался.

Маша. Потому что оно по-японски… Ладно, Кулагин, не грусти, прорвёмся.

Кулагин. Да я и не грущу. Просто завтра полёты, я тут задумался слегка…

Кулагин и его кружковцы на запущенном полусквере-полупустыре запускают модели.

Снова квартира Ведьмы.

Ведьма в тяжёлом шёлковом халате и с трубкой в зубах, сидит в кресле, глаза закатились. Камера объезжает вокруг неё, оказывается за спиной. Ведьма медленно встает, движением плеч сбрасывает халат. И как бы вместе с халатом сминается и опадает к ногам вся комната со всей мебелью и шкурами на стенах. Ведьма оказывается в неподвижном городе среди множества застывших мужчин. Причём она значительно выше всех — самый высокий ей едва по пояс. Она делает шаг (пролетая при этом полквартала), берёт одного за шкирку, присматривается, откидывает. Другого, третьего. Ещё несколько шагов, город стремительно летит навстречу, невесомо поворачивается вокруг нее. Это она — центр мира. Еще один мужчина негоден, летит в сторону, падает. Перед нею сквер с обширной лужайкой, на ней застывшие мальчики, чуть в стороне — Кулагин, тоже смотрит вверх. В воздухе висит самолётик. Ведьма щелчком сбивает его, потом присаживается к Кулагину.