Читать «Летчик Мишка Волдырь» онлайн - страница 40
Михаил Абрамович Гершензон
Ребята с открытыми ртами, застывши с перепуга, смотрели, как Тамару быстро несло над поляной. Костя стоял, растопырив руки.
Потом он сорвался с места и побежал со всех ног за летящей над землею Тамарой.
Все бросились за ним.
Костя несся пулей, вот он почти догнал ее, вот-вот-чуть не схватил, но ее опять подбросило вверх, выше рук, пронесло над ручьем, выше, выше… Сверху, с неба, несся отчаянный визг и хрюканье. Ребята посыпались с балкона, — все, и дядя Сережа, побежали к ручью. Хрюканье становилось слабее, слабее, серый комок — все меньше, меньше, вот он стал точкой, вот и точки не видно.
Только жалобно сопел Антон и заливался лаем Шарик.
XXV. Абрикосовый меткач
Тень, которую бросали наземь нависшие над шоссе ветви, дрожала: казалось, что это легко шевелится дорога, что это ветер играет серыми, темными лоскуточками, зыблет их и колышет.
Колючие кусты чуть-чуть раздвинулись, два загорелых лица проглянули сквозь листву и стали робко осматриваться.
На шоссе было тихо, юркие ящерицы спокойно шныряли по раскаленному солнцем щебню, пересвистывались дрозды.
Раздвинув пошире колючие прутья, Корненко и Александров выскочили из сада на дорогу. У Корненки в руках — туго набитая наволочка, у Леньки — рубаха.
— Пошли, что ли?
— А не зазекают?
— Чего там зазекают! Мы вдоль забора и в шалаш.
— Я боюсь.
— Пустое. Я пойду. Идешь?
— Иду. Нет, я лучше спрячу их. Потом приду за ними, как стемнеет.
— Эх!
Корненко вскинул наволочку на плечо и, не глядя на Леньку, двинулся к дому. На шоссе не повстречался ни с кем; задами, мимо старой уборной, скользнул в дачу, по кипарисовой аллее не пошел, а стал пробираться вдоль забора к шалашу, сложенному из кирпичей и веток.
— Вот и ладно, — легко вздохнул парнишка, ныряя в низкий шалаш.
— Корненко! — в ту же минуту раздался окрик.
— Чего!
— Что у тебя в наволочке?
— Да ничего!
— Покажи!
— Да ничего у меня нет, — смущенно отпирался парнишка, нехотя отдавая тугую наволочку дяде Сереже.
Тот покраснел; особенно красной стала его гладкая лысина.
— Разбойник! — ахнул он. — Груши! Ведь это дюшес, твердые, как камень!
— Что я, один рвал, что ли, — угрюмо огрызнулся Корненко.
— Ах, негодяй, негодяй! Завтра же тебя отправим. Ведь каждая груша потом в фунт будет! На раз одной не съешь! Ну, и заплатим же мы штрафу.
Ребята подошли, обступили дядю Сережу и Корненку кольцом. Дядя Сережа срамил, стыдил его и обливался потом; парнишка молчал, уставившись в землю. Все внимательно слушали, что говорит дядя Сережа, осматривали груши; Чистяков взял одну, прикусил.
Немного погодя пришел Александров, Ленька, — вспаренный и красный. К Шурке Фролову:
— Корненку поймали?
— Поймали.
— Про меня сказывал?
— Как будто не сказывал.
— Он где?
— Должно, у Катерины Степановны.
Как стало смеркаться, Ленька шепнул Горохову:
— Гундосый, а Гунда!
— Чего?
— Подсоби!
— А что?
— У меня груши спрятаны. Принесть только.
Горохов поморщился.
— Нельзя. Корненку и то завтра судить будут, наверно, в туапсинский дом погонят.