Читать «Ягужинский Павел Иванович. Помощник императора Петра Первого» онлайн - страница 2

Что же касается самого английского посланника Рондо, то он о нашем герое высказывал прямо противоположные суждения. По его мнению, Ягужинский был напрочь лишен любых необыкновенных дарований, выглядел почти мужланом, и лишь придворная жизнь придала ему некоторую учтивость в обращении.

«В нем, безусловно, есть доброе сердце, – обьективничает посланец туманного Альбиона, – если бы природная вспыльчивость, очень часто воспламеняема не умеренностью в напитках, не лишала его власти над рассудком, не побуждала ругать своих лучших друзей и разглашать самые важные тайны, а уж в расточительности он совершенно не знает разумных пределов».

Высказывания супругов-дипломатов взяты из донесений английскому МИДу, направленных каждым по отдельности. В Англии Ягужинским интересовались как очень преуспевающим международным деятелем, особой, приближенной к царю.

С 1713 по 1722 годы Петр I неоднократно доверял ему важные дипломатические миссии.

Павел Иванович вел весьма непростые переговоры с королями Дании и Пруссии. За указанное десятилетие, как личный доверенный царя, принимал участие во всех без исключения европейских конгрессах. В том числе и потому, что владел английским, немецким, испанским и французским языками, не говоря уже о польском и литовском. Так что, отрицая заведомо любые дарования Ягужинского, сэр Рондо, скорее всего по каким-то причинам личного характера, был предвзят. Половина его оказалась (возможно, тоже по личным мотивам) более объективной. Ну, конечно же, Ягужинский был весьма даровитым человеком, иначе он просто бы не пробился из низов на столь головокружительные государственные высоты при русском престоле. Неоспоримый факт: после того, как Петр I стал императором (1721), иностранные послы донесли в свои страны, что генерал-прокурор Ягужинский – второе лицо в государстве и по силе влияния и по собственному значению.

Известно высказывание Петра о собственном народе: "С другими европейскими народами можно достичь цели человеколюбивыми способами, а с русским не так: если бы я не употреблял строгости, то бы уже давно не владел русским государством и никогда не сделал бы его таковым, каково оно теперь. Я имею дело не с людьми, а с животными, которых хочу переделать в людей".

Поэтому вы не встретите в окружении императора ни одного человека из низших слоев тогдашнего русского общества, который бы не обладал государственным, административным, военным или иным талантом.

Доподлинно известно, что именно сам государь завез на Русь из Европы такую жестокую казнь, как колесование, лично рубил головы приговоренным к смерти, испытывал тягу к наблюдению мук и страданий, извращений в человеческой физиологии и психике.

Именно Петр положил начало знаменитой кунсткамере. Говорил своему лейб-медику Арескину: «Я велел губернаторам собирать монстры и присылать к тебе; прикажи заготовить шкафы. Если бы я захотел присылать к тебе монстры человеческие не по виду телес, а по уродливым нравам, у тебя места для них не хватило». Еще в Москве молодой царь начал «коллекционировать» себе карликов. Числом боле десятка привез их затем в строящуюся новую столицу. Иногда заставлял меленьких человечков заниматься групповым сексом у себя на глазах. Любимца – сорокадвухлетнего карлика – хоронил с такой пышность, какой не всякий генерал удостаивался. Именно эти исторические фактам, которые не часто извлекаются из архивов, показывают на каком фоне осуществлял свои, как бы мы сейчас сказали, надзорные функции первый российский прокурор, каковы были тогдашние понятия о законности. Так, забаву Ромодановского с дрессированным медведем, который подносил кандидату чарку перцовой водки, Петр приспособил к «пользе дел государственных» – проверке кандидатов на государственные должности. Те, кто в объятиях медведя «накладывал в штаны», могли на царскую милость больше не рассчитывать. Ягужинскому уже в звании генерал-адъютанта тоже пришлось пройти это нелепое и унизительное испытание. К слову, этот случай послужил Пушкину, который петровские времена изучал особенно пристрастно, основой для описания сходной ситуации в «Дубровском». Павел Иванович, взяв из лап медведя чарку, залпом осушил ее, однако зверь не отпускал его. Тогда Ягужинский со всей дури врезал ногой медведю в пах и спокойно сел за стол. Слуги еле утащили разъяренное животное.