Читать «Долгота» онлайн - страница 49
Дава Собел
12.
Повесть о двух портретах
Нестройно, грубо музыка звучит,
Когда не в лад играют музыканты!
Вот так же и с мелодией души.
Губил я время, — ныне мстит оно,
Меня губя, — я сделался часами,
Минуты — мысли.
До наших дней дошли два прижизненных изображения Джона Гаррисона. Первое — парадный масляный портрет, написанный Томасом Кингом в октябре 1765 — марте 1766-го. Второе — гравюра, сделанная в 1767 году Пьером-Жозефом Тассером с портрета и повторяющая его почти во всём. Вернее даже — во всех деталях, кроме одной. И за ней угадывается скорбная повесть об унижениях и отчаянии.
Портрет висит сейчас в галерее старой Королевской обсерватории. На нём изображен человек солидный и значительный. Гаррисон, облачённый в шоколадного цвета сюртук и панталоны, сидит в окружении своих изобретений: справа от него H-3, за спиной — маятниковый регулятор, сделанный им для проверки собственных часов. Осанка прямая, на лице довольное (но не самодовольное!) сознание жизненного успеха. На голове белый парик, кожа гладкая, чистая. (В истории о том, как Гаррисон ребёнком слушал тиканье лежащих рядом часов, утверждается, что в то время он болел оспой. Напрашивается вывод, что либо история выдумана, либо маленький Джон чудесным образом исцелился, либо художник не стал изображать оспины.)
Глаза хоть и старческие, слезящиеся (как-никак Гаррисону на портрете семьдесят с лишним), но смотрят уверенно и прямо. Только сведённые брови да морщина между ними выдают гнетущую тревогу и настороженность. Левая рука упирается в бок, правая лежит на столе, в её ладони... карманные часы Джефриса!
На портрете работы Кинга H-4 отсутствует, потому что часы в то время находились в другом месте. Их пририсовали позже, когда слава Гаррисона как «человека, нашедшего долготу», породила спрос на его гравированные изображения. События, которые этому предшествовали, вынули из Гаррисона всю душу.
После вторых испытаний летом 1764 года Комиссия по долготе молчала несколько месяцев: ждала, пока математики сравнят расчёты долготы, сделанные по хронометру, и результаты астрономических наблюдений в Портсмуте и на Барбадосе. Наконец, заслушав вердикт математиков, она «единодушно признала, что означенные часы указывают время с достаточной точностью». А что ещё оставалось членам комиссии? Из математических выкладок неопровержимо следовало: часы определяют долготу с погрешностью в десять миль — в три раза точнее, чем требовал парламентский акт! Однако для Гаррисона этот оглушительный успех обернулся лишь маленькой победой. Теперь от создателя часов требовали объяснить, как они работают.