Читать «Мама и смысл жизни» онлайн - страница 141

Усевшись на диван — канапе а ля Луи Каторз на тоненьких бело-серых ножках, покрытое ручной вышивкой — Эрнест вернулся к теме сбежавших любовников. Он применил весь свой опыт, но скоро был вынужден признать, что преувеличил переживания Артемиды.

Она призналась, что прошла через то же самое, и что ей пришлось нелегко. Но все же это было менее болезненно, чем показалось сначала по ее словам; она созналась, что сказала так только из вежливости. Она упомянула, что ее недавно бросили, только из желания помочь Эрнесту выговориться. Ее мужчина ушел без каких-либо объяснений, но эта история не слишком выбила ее из колеи. Эти отношения не были для нее важны, и она не сомневалась, что это не ее проблема, а того мужчины. Эрнест глядел на нее в изумлении: эта женщина рациональна в такой степени, которой он сам едва ли сможет когда-нибудь достичь. Он расслабился, официально сошел с поста терапевта и приготовился получить наслаждение от остального вечера.

Жаркий рассказ Хэлстона подготовил Эрнеста к тому, что будет дальше. Но скоро стало ясно, что Хэлстон сильно недоговаривал и, по-видимому, не смог даже по достоинству оценить происходящее. Разговор с Артемидой был чистым наслаждением, рагу из лисичек — маленьким чудом, а то, что было потом — гораздо большим чудом.

Подозревая, что причиной переживаний Хэлстона мог быть наркотик, Эрнест отказался от марихуаны, предложенной Артемидой после ужина. Но и без марихуаны с ним, кажется, происходило что-то необычное, почти нереальное. Во время ужина Эрнеста с ног до головы словно залила теплая волна. Его затопили приятные воспоминания, каждое — со своего «крыльца». Запах кихелах — печенья, которое пекла мать воскресным утром; тепло в первые несколько секунд после того, как обмочился в постели; первый оргазм, подобный пистолетному выстрелу, в ванной, при мастурбации с мыслями о раздевающейся тете Хэрриет; пирожные из мороженого и горячей помадки в «Хот шоп» на Джорджия-авеню; невесомость на «американских горках» в парке аттракционов Глен Эко; ход ферзем под прикрытием коварного слона и возглас «Шах и мат!», обращенный к отцу. Ощущение heimlichkeit — теплого и влажного домашнего уюта — было так сильно, так обволакивало, что Эрнест на миг забыл, где находится.

— Хочешь пойти наверх, в спальню? — тихий голос Артемиды вывел его из забытья. Куда он провалился? Может быть, она что-то добавила в грибы, подумал Эрнест. Хочу ли я пойти с ней в спальню? Да за этой женщиной я куда угодно пойду. Я хочу ее так, как никогда никого не хотел. Может быть, дело не в травке и не в грибах, а в каком-то необычном феромоне. Может быть, мой обонятельный центр меня предал, вступив в заговор с ее мускусным ароматом?

Как только они оказались в постели, Артемида принялась его лизать. Каждый дюйм кожи покалывало, он как будто начинал светиться, и наконец все тело словно раскалилось докрасна. Каждое прикосновение языка загоняло Эрнеста выше и выше в атмосферу, и наконец он взорвался — не с резким треском юного пистолетного выстрела, но с ревом могучей гаубицы. В краткий момент просветления Эрнест вдруг заметил спящую рядом Артемиду. Он был так захвачен собственным наслаждением, что почти забыл о ней, забыл позаботиться о том, чтобы ей тоже было хорошо. Он протянул руку и коснулся ее лица — щека была мокрой от струящихся слез. Потом Эрнеста охватил глубочайший в его жизни сон.