Читать «Жизнь и творчество Александра Грина» онлайн

( ) Ирина Николаевна Васюченко

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ[1]

Вас это интересует, но посмотрю я, не скорчите ли вы кислую усмешку в конце. Потому что у нас разные характеры, и каждый представляет вещи по-своему.

«На склоне холмов»

Говорят, литературному критику положено быть неукоснительно объективным. Если вы, читатель… Да, хотя вы школьник, а мне за сорок, я буду обращаться к вам так.

Писатель Грин, «в миру» Александр Степанович Гриневский, фамильярности терпеть не мог, и нам, говоря о нем, подобает сохранять манеру, которая бы ему не претила.

Итак, читатель, если вы тоже придерживаетесь мнения, что критик обязан строго блюсти беспристрастность, считаю долгом предупредить: я не собираюсь этого делать. Александр Грин — любимый писатель моего отрочества, когда я была в вашем возрасте, он был для меня так важен, что я, имея привычку часто и с жаром разглагольствовать о литературе, о Грине предпочитала помалкивать.

Многие полагают, что он автор по преимуществу приключенческий, сочинитель жутких и увлекательных историй о похождениях моряков, золотоискателей, беглых каторжников и т. п. Другие находят его главную прелесть в том, что он тонкий лирик, жизнерадостный, светлый талант, оригинально и трогательно пишущий о любви и природе, «Рыцарь Мечты», как часто называют его.

Во всех этих суждениях есть свой резон, теперь я готова это признать, хотя сама думаю иначе. Но в юности расхожие мнения подобного рода меня ужасно бесили. А вот опровергать их я не решалась. Было странное чувство, будто, толкуя о Грине, я рискую выболтать самые сокровенные и опасные тайны своей души. Ни за что бы не поверила, что придет время, когда я напишу о нем книгу. Да еще для школьников! Будучи подростком, я считала его исключительно взрослым писателем, но главное, автором, понять которого по-настоящему дано только мне.

И вот я делаю эту, на мой тогдашний взгляд кощунственную, попытку. Вам же, юный любитель критической объективности, открою профессиональный секрет: таковой вообще не бывает. Не существует в природе. Литература — дело субъективное, искусство слова говорит не со всеми, а с каждым. В этом смысле я в свои четырнадцать, присвоив известного писателя одной себе, была не так уж неправа. Чтение художественного произведения — это ведь разговор наедине, он по сути интимен, его смысл создается двоими — автором и читателем.

Газета сообщает всем одинаковую информацию: там «славно потрудились», здесь кого-то убили или подписали о чем-то соглашение. Книга скажет вам одно, вашему соседу другое, мне третье. Если то, что она говорит, вам безразлично, вы не станете ее дочитывать. Если оно безразлично мне, я не возьмусь о такой книге писать. Это значит, что она либо создана не для меня, либо просто плоха, пуста. Но стоит ей задеть хотя бы одну живую струнку, и прощай беспристрастность.

Нет, разумеется, можно запретить себе вслух восхищаться и возмущаться, изъять из текста восклицательные знаки, до предела ужесточить логику, сохранить невозмутимо рассудительный тон от начала до конца — все это дело не столь уж хитрое, когда умеешь владеть формой. Но сути изменить невозможно: критик пристрастен. Как всякий, кто не глух к художественному слову. Читательская субъективность неотменима, даже если это нам не по вкусу. А в отношении к Грину особенно важно осознать, принять душой эту закономерность. Иначе ничего не выйдет. Вы спросите, почему? Погодите.