Читать «Газета День Литературы # 119 (2006 7)» онлайн - страница 34

Газета День Литературы

Так, один из любимых героев Бабеля Беня Крик решается на убийство собственного отца. Вместе с братом он пытается при-дать задуманному чудовищному преступлению ореол борьбы за справедливость: "...возьмем на себя, и люди придут целовать нам ноги. Убьем папашу, потому, что мы не можем ждать дальше". В этом мире стремление подчеркнуть собственную исключительность при полном равнодушии к окружающим — главная черта, которая многократно выделена автором при помощи художественных деталей. Если речь идет о похоронах, то "таких похорон Одесса еще не видела, а мир не увидит" ("Как это делалось в Одессе"). Если в рассказе присутствует детская тема, то обязательно присутствует мечта о том, "что семья... станет когда-либо сильнее и богаче других людей на земле" ("История моей голубятни"), либо мысль о превосходстве укачиваемого грудного младенца в каком-либо качестве над всеми остальными детьми: "А-а-а, вот всем детям дули, а Давидочке нашему калачи, чтобы он спал и днем и в ночи... А-а-а, вот всем детям кулачки..."

В творчестве Бабеля показано, как идея превосходства еврея над всеми остальными людьми закладывается в души героев с детства. Даже в дооктябрьском творчестве эта идея довлела над иными: "...ты добьешься всего: богатства и славы, — слышит малыш наставления. — Все будут падать и унижаться перед тобой. Тебе должны завидовать все. Не верь людям. Не отдавай им денег" ("Детство. У бабушки"). Бабушке были неинтересны посторонние люди. Она требовала, чтобы "они исполняли свои обязательства по отношению к нам, и только". Это на всю жизнь запечатлелось в сознании внука. Изложенные принципы отношения к окружающим могут в полной мере быть жизненным кредо других героев Бабеля. Чувство уязвленного самолюбия — главная движущая сила внутреннего мира действующих лиц.

Однако, в отличие от "Конармии", где гибель от рук казаков мирных евреев вызывала сочувствие автора, многочисленные убийства мирных жителей Одессы не вызывает у Бабеля сожаления. Такая двойственность оценок объясняется просто: "У Татарковского душа убийцы, но он наш. Он вышел из нас. Он наша кровь". Оказывается, то, что нельзя одним, можно другим, если они, конечно, подойдут по крови оценивающему...

Следует отметить, что исследователи творчества Бабеля единодушно предостерегают от буквального понимания автобиографизма рассказов. Действительно, писатель сам не переживал погромов, он даже не был их свидетелем. Но именно на основании сцен еврейских погромов некоторые критики и литературоведы пытаются создать весьма условные и зыбкие теории.

Е.Шкловский создает такую поверхностную схему, в которой пытается соединить поступки инвалида, размазавшего по лицу еврейского мальчика внутренности раздав- ленной птицы, мужика, "который разбивал деревянным молотом раму в еврейском доме, замахивался всем телом и, вздыхая, улыбался на все четыре стороны доброй улыбкой опьянения, пота и душевной силы" и бойцов Первой Конной армии, превращенных стихией "не в разъяренных зверей, а в спокойных и хладнокровных убийц, наслаждающихся своей силой и безнаказанностью".