Читать «Зеленая женщина» онлайн - страница 6

— Возьмите, — сказала она, — вы не знаете этого, но бог вам поможет. Христос вас любит.

Последнее как раз и можно было прочитать на обложке брошюры, которую Генрих машинально принял.

— Вы верите в бога? — спросил он, не раскрывая книжицы.

— Да, — кивнула она, как человек, который отвечает прежде всего себе, а уж потом другим.

Он пристально посмотрел ей в глаза. Она не выказывала смущения, словно защищенная невидимым барьером. В правильных, но мелких чертах женщины, ее увядшего, будто иссушенного внутренним жаром лица — туго зачесаны назад жидкие волосы — угадывалось нечто Генриху знакомое… нечто не вполне поддающееся определению, но где-то недавно виденное… Отрешенность.

— Верующих людей мало, — бросил он. — Единицы. О, со свечками сколько угодно, но верующих — их ничтожно мало.

— Да, — убежденно отозвалась она, отвечая опять же на собственную мысль, на свое. — Верующих мало. Я знаю.

— Да вот, ха! Дал мне один писатель рукопись — для чтения. «Я глубоко верующий человек», — говорит. Прекрасно! Читаю: благочестивые вздохи. Очень хорошо! Читаю дальше. «Боже мой!» — выругался Федор». Стоп! Это в каком смысле?..

Раздражаясь, словно женщина пыталась ему перечить, Генрих теснил ее шаг за шагом. Несуразный по своим размерам планшет не просто было удерживать в равновесии, и, когда Генрих толкнул его за спину, он качнулся, как кожаное крыло, — женщина непроизвольно отклонилась.

— И заметьте, — не заботясь, успевает ли она его понимать, продолжал Генрих, — все они «глубоко верующие». Вчера обратившись, тотчас себе и чин присваивают — чин «глубоко верующего». Им, видите ли, не достаточно этой пропасти: вера — неверие. Неверие может иметь оттенки. А вера, если она вообще вера, категорична. Глубоко верю. Не совсем верю. Извините меня, что это еще за танец? Вера — тяжелый труд.

Он перевел дух, и она поспешно вставила:

— Да. Это труд…

— Это тяжелый труд! Безумно тяжелый труд! — оборвал он. — Сосредоточиться. Не оглядываться. Не озираться. Верить. Думать о боге. Всё. Вы читали Библию? — бросил он, но она как будто не поняла бессмысленного вопроса. — Верить, верить, верить — вот что такое Евангелие. Многоумие — грех. Мудрствование — грех. Верить, не спрашивать, не сомневаться. Всё. Только это значит. Выходит, это и тогда было не очень просто. Тогда! В накаленной Иудее. А сейчас? Какое насилие нужно, чтобы держаться одной мысли! Чтобы подавить испуг больно колыхнувшегося сердца… Проснуться среди ночи и тотчас, не медля, молиться: господи, дай мне веру. Пусть маленькую, мне по плечу, но веру… Светлую, спасительную, теплую — без сомнений.

Она смотрела на него в столбняке.

— Я не понимаю, — грубо сказал он. Грубость это происходила от силы выражения. — Не понимаю, почему верующие так боятся смерти?

Он не сводил взгляда.

— Это тело боится. А душа ликует, — сказала она.