Читать «Зеленая женщина» онлайн - страница 135

И так продолжалось долго.

Заговорил Вадим.

— Да, Геня, ты прав… — произнес он неверным голосом, но почти спокойно. — Ты во всем… едва ли не во всем прав. Так бы оно все и было… Если бы не одна деталь. Маленькая такая деталюшечка портит картину… маленькая такая фиговинка…

— Твоя последняя реплика, — возразил Генрих. — Слушаю и бросаю трубку!

— Дело в том, Геня, — приготовься! — что Богоявленская… Богоявленская, да?.. она сохранила… Слушаешь? Внимательно? Сохранила и надежно припрятала для следствия роковую чашку. И кофейную гущу с атенололом. Богоявленская ничего не меняла. Никакой второй порции она не заваривала. Турка была одна. Та именно, Геня, из которой Колмогоров налил себе в чашку отравы. Ты убийца, Геня. Ты убил не помыслом, не намерением, не священной волей, а молотым в порошок атенололом. Никакой другой порции не было. Я имел с девушкой телефонный спор, когда она вернулась по Аниному вызову в театр. И уговорил, уломал ее соврать, что улика уничтожена, а убийство не состоялось. Зная характер убийцы, Геня: безудержное облегчение, эйфория. И желание поплясать на трупе. Подумай об этом на досуге. Похоже, у тебя появится время. Уникальная возможность поразмышлять о природе творчества.

Послышались гудки.

Генрих дернулся, словно телефон обжег ему руку. Остановившимися зрачками уставился он на него… В голос ругнулся матом и швырнул в стену — вдребезги.

Аня добралась до дому и заперлась на все замки. Потом без промедления разгладила утюгом мятые, частью рваные листы некрологов — выровняла, а заодно прокалила.

Пугающе, по нервам, запиликал мобильник. Вадим.

Усталым голосом, словно измученный и ко всему от этого потерявший интерес человек, Вадим после нескольких вступительных замечаний сообщил: «Он признался».

Известие нехорошо поразило Аню, хотя чего-то такого и следовало ожидать.

Явилась заспанная Настя в одних трусиках, девочка сонно щурилась и почесывала ногой об ногу:

— Мам, ты с кем говоришь?

— Спи! — прикрикнула Аня.

Настя подумала обидеться. Но не проснулась еще настолько, чтобы додумать свою обиду до конца.

— Эльвира Васильевна сказала принести циркуль, — сонно сообщила она.

— Ну?

— У меня нет.

— Ладно, Вадим, — вернулась Аня к телефону. — До утра. Что-то надо решать.

— Женя тоже не принес, — зевнула Настя.

— Ну? — подстегнула Аня.

— Он обвел урну…

— Какую урну?!

— Куда мусор кидают. У нее дно круглое.

— Да? — механически удивилась Аня.

— Эльвира Васильевна поставила ему двойку. Она сказала принести циркуль.

— Иди спать.

Дочь безропотно повернулась, побрела с полузакрытыми глазами в туалет, и что-то горячее, страстное прохватило Аню. Острая вина за детскую любовь, никак не заслуженную, если вспомнить, сколько раз она кричала, теряла терпение… и острый приступ любви к ребенку — бессилие оградить свою девочку от леденящих сквозняков жизни. И любовь, и вина — их никто еще не сумел разделить. Мучительная боль заставила Аню глотнуть воздуху, чтобы не зашлось сердце. И она осталась стоять, она не бросилась к дочери, не смяла ее в объятиях, не расцеловала до бесчувствия. Она не могла это сделать, потому что на руках и в душе ощущала отпечаток некрологов и вот этого тяжелого, как каменная плита: «Он признался». Она не могла коснуться Насти руками, которые недавно еще держали покрытые червоточинами слов листы.