Читать «Золотые миры (Избранное)» онлайн - страница 28

Ирина Николаевна Кнорринг

В мир иной душа перелетит

Та же жизнь немая безучастно

На земле по-прежнему шумит.

То же встанет солнце золотое

И осветит мой родимый край.

О, прощай всё милое, родное,

Жизнь моя разгульная, прощай!

И не верится, что на заре унылой

Страшный миг несмело подойдёт…

О, скорей бы смерть! Ждать нету силы.

Жить нельзя, так что же смерть нейдёт?

1/ IX, 1920, Симферополь пер. На диване. Вечер. Никого нет.

Горе («Как просто звучало признанье…»)

Как просто звучало признанье

Безмолвною ночью, в глуши,

И сколько таилось страданья

В словах наболевшей души.

И сколько безмолвной печали

Скрывалось на сердце младом!

Слова же так просто звучали

В холодном тумане ночном.

И капали робкие слёзы —

Их не было сил удержать,

И сонно шептались берёзы,

И звёзды устали мерцать.

А горе так долго томило

И сердце устало страдать,

Печаль свою звездам открыло,

Хоть звёзды не могут понять, —

И горе цветам рассказало,

Хоть гордо молчали цветы,

Кой-где лишь слезинка дрожала,

Едва серебрила листы.

И ночь пролетала в молчанье,

И слёзы таились в глуши,

И сколько звучало страданья

В словах наболевшей души.

30/ IX, 1920, Симферополь. Училищная ул. Во время бессонницы. На дырявой койке.

Время(«Быстро день за днём проходит…»)

Быстро день за днём проходит,

Скучно час за часом бьёт,

И мрачней тоска находит,

Как за годом мчится год.

Время быстро, время строго,

Наши дни несёт оно,

А ведь этих дней немного

В жизни нашей сочтено.

Только к нам весна слетела,

Свой раскинула шатёр,

Всё вокруг зазеленело,

Всё кругом пленило взор.

Только сердце, ожидая

Лучших дней, оно молчит…

Глядь, и осень золотая

Первый лист озолотит.

Так, в тоске о невозвратном,

Сердце будущим живёт,

А на милом и отрадном

Время быстрое идёт.

День пройдёт, тоска глухая

Исчезает без следа.

Так и юность удалая

Не вернётся никогда.

Надо смело жить желаньем,

Жить, не ждать в тоске глухой.

Будет мне напоминаньем

Первый листик золотой.

Я его беру украдкой

И в страницы дневника,

Там, где мрачная загадка,

Там, где хмурая тоска,

Я кладу его с тоскою…

Он живёт, он не увял —

И бегут года чредою,

Как за валом мчится вал.

30/ IX, 1920, Симферополь.

«Здесь всё мертво: и гор вершины…»

Здесь всё мертво: и гор вершины,

И солнцем выжженная степь,

И сон увянувшей долины,

И дней невидимая цепь.

Всё чуждо здесь: и волны моря,

И полукруг туманных гор…

Ничто, ничто не тешит взор,

Ничто уж не развеет горя…

Я знаю, в блеске красоты,

В тени унылого изгнанья

Переживут меня мечты

Давно разбитого желанья.

И эта степь в тоске унылой

Мне будет мрачною могилой…

25/ Х, 1920, (14 лет), Севастополь

Ирина Кнорринг с детьми дяди, Б.Н.Кнорринга. Елшанка

Ирина Кнорринг с матерью

КНИГА ВТОРАЯ. Константинополь-Бизерта (Сфаят) (1920–1923)

«Всё кончено. Разрушены желанья…»

Всё кончено. Разрушены желанья,

Поруганы заветные мечты.

Опять, опять забытого страданья

Я узнаю знакомые черты.

Я узнаю — в холодном сердце снова

Безмолвная тоска по-прежнему лежит,

Гнетут судьбы жестокие оковы,