Читать «Золотые миры (Избранное)» онлайн - страница 254
Ирина Николаевна Кнорринг
Час пробьет торжественно и звонко —
Час последней гибели. И я
Побреду последней собачонкой:
Вдоль чужого, темного жилья.
Буду думать, что не все — чужое,
Буду горько плакать, и в ответ
Я услышу трижды роковое,
Трижды унизительное «нет!»
Ни тоски, ни ада и ни рая —
Уж не будет больше ничего.
Кто-то пожалеет, приласкает
В мир подкинутое существо.
А потом — потом сожжет, закрутит
Медленный, губительный пожар.
И на шее обовьется туже
Ранним утром разноцветный шарф.
27. XI.1928
Очень редко, но все же, может, быть, под влиянием ее маленьких удач, у Ирины появлялось желание пересмотреть обычную пессимистическую оценку своей жизни. Так, в 1927 г., т. е. до замужества, она определенно говорила, что ей хочется
— до боли жить,
Чтобы не кляня, не хмуря брови,
Весь этот подлый мир любить
Слегка кощунственной любовью,
В конце концов, она как бы примиряется со своей судьбой:
Быть странником, без жалоб и без стонов,
Пьянеть простором незнакомых мест,
Увидеть новый мир в окно вагона, —
Ведь это никогда не надоест.
Появляются подобные настроения и после замужества, когда она пытается отнестись к себе критически. Так, в марте 1928 г. она записывает: «В сущности, я могла бы сегодня назвать себя счастливой. Но вот обнаружилось, что мои «неизносимые» подошвы износились, и опять во всей остроте встал вопрос о безвыходности. И еще — Институт. Об этом лучше не думать. А так — все хорошо. Погода хорошая, солнце светит, не очень холодно, все постирано и поштопано, в комнате относительная чистота, даже и чувствую себя относительно сносно. Чего же еще?
И жизнь до ужаса простая —
Не выбита из колеи…
Не назовешь ее ошибкой —
Все знает место, срок и цель…
Да, действительно, жизнь как-то выровнялась и потекла «тоненькой ниточкой». И может быть, стала в десять раз нужнее и полезнее…»
Я не могу без мучительного волнения приводить эти жалобные строки. Бедная моя Ирина! Как мало надо было ей, чтобы почувствовать себя счастливой!
Она готова винить себя во многом. «А Юрия я скоро сделаю совсем несчастным. Я требую от него какого-то постоянного внимания, утешения, разрешения моих тяжелых и путаных настроений. Я недовольна, когда он читает книгу, занимается, когда пишет, и отталкиваю его, когда он ласков и нежен: «…Напрасная нежность, такая смешная…»
Это-то и плохо, что такая наивная, детская нежность становится смешной… Что же это такое? Господи, помоги и укрепи!»
А болезнь шла своим чередом, осложняя мелкие неудачи и разрушая тело, которое, сопротивляясь ей по инерции, уже не находило силы для борьбы и жизни. В стихах Ирины все чаще и чаще начали встречаться жалобы на непреодолимую усталость. Безнадежным отчаянием звучит ее страшное стихотворение: