Читать «Золотые миры (Избранное)» онлайн - страница 233

Ирина Николаевна Кнорринг

В Африке, в лагере Морского Корпуса, она была поневоле окружена толпой мальчишек и молодых людей разного домашнего воспитания, взглядов, моральных понятий, молодых людей, у которых этот же переходный возраст проходил в той же обстановке, не менее мучительной, чем у Ирины.

Кроме жалоб и печали

Больше песен нет.

Тихим стоном прозвучали

Восемнадцать лет.

В эти годы всякая девушка мечтает о своем суженом. У Ирины, благодаря ее поэтической натуре, это чувство выливалось неудержимым потоком в ее стихах, в дневниках, в бесконечных увлечениях, влюбленности, которые в ее холодном анализе иногда представлялись любовью. Вообще, тема о «неведомом друге» с момента пробуждения этого чувства проходит красной нитью через множество стихотворений Ирины в тот период ее жизни.

Мой странный друг, неведомый и дальний,

Как мне тебя узнать, как мне тебя найти?

Ты мне предсказан думою печальной,

Мы встретимся на вьющемся пути.

Обещанный бессолнечными днями,

Загаданный печалью без конца,

Ты мне сверкнул зелеными глазами

Случайного, веселого лица.

Прости за то, что самой нежной лаской

Весенних снов и песен был не ты.

Прости, прости, что под веселой маской

Мне часто чудились твои черты.

Несмотря на то, что упоминаемые здесь «зеленые глаза» принадлежали определенному лицу, объекту ее очередных увлечений, все же все стихотворение обращено к будущему. Положительно удивительно, как эти стихи, прочитанные на упомянутом собрании поэтов в Париже, могли посчитаться «ломаньем».

Как тяжесть страшного недуга,

Тоска все шире и темней,

Тебя, неведомого друга,

Опять я видела во сне.

Пусть страшен день и ночь тревожна,

Ведь в жизни — пусто и темно.

Душа, в тоске о невозможном,

Все чаще просится на дно.

И все сильнее запах тленья

От комьев вспаханной земли.

И, как безумные виденья,

В даль уползают корабли.

И все мучительней и чаще

Я вижу чувственные сны…

Ты будешь мне вином пьянящим,

Дурманным воздухом весны.

Так что ж? Люби, целуй, замучай,

Сотри в моих глазах испуг,

И будь мне радостью певучей,

Загадочный, далекий друг!

16. I. 1925. (Бизерта). Сфаят

Это стихотворение, из цикла «Трепет», между прочим, послужило поводом для разговоров с матерью (разговоры на эту тему, конечно, у нас были часты). Вот что она записала в дневнике 9 февраля 1925 г. (еще в Сфаяте).

«Сейчас глаза болят от слез. Много плакала. Читала мамочке последние стихи, в том числе «Трепет». Она после долгого размышления сказала: «Да. У тебя сейчас есть только одно желание, оно сильно обнаруживается в тебе»… — «Ни одного!» — «Нет. Желание любви». Через несколько секунд я в слезах пришла в свою комнату. Мамочка всячески меня успокаивала, убеждала пить бром, нервничала сама, чуть не довела себя до истерики. О, стихи мои, горе мое! Все это правда, хотя немного уже и отстала. И что я могу еще желать? Стихи я люблю больше любви, а ведь больше я ничего не знаю. Ведь жизнь, ту настоящую жизнь, о которой говорит мамочка, я знаю только по книгам. Господи, что будет, что будет дальше?!»…