Читать «Золотые миры (Избранное)» онлайн - страница 117

Ирина Николаевна Кнорринг

Разве жизнь моя не пуста?

Разве сердце — не тёмный слиток?

Разве нет на груди креста,

Как эмблемы медленных пыток?

Жизнь темна и душа пуста.

— Может быть, я одна из ста

Говорю об этом открыто.

11/ I, 1926

«Как женщина, которую целуют…»

Как женщина, которую целуют,

Как дрожь ресниц, которых не поднять,

Вся жизнь похожа на игру пустую,

В которую невесело играть.

Я не люблю спокойствие и скуку,

И страшно мне, когда идёт гроза.

Так нищенка протягивает руку,

Стыдливо пряча жалкие глаза.

Я в жизнь вошла, волнуясь и тоскуя,

И вот её я не могу понять.

Как женщина, которую целуют,

Как дрожь ресниц, которых не поднять.

16/ I, 1926

Я не помню («Переплёски южных морей…»)

Переплёски южных морей,

Перепевы северных вьюг —

Всё смешалось в душе моей

И слилось в безысходный круг.

На снегу широких долин

У меня мимозы цветут,

А моя голубая полынь

Одинакова там и тут.

Я не помню, в каком краю

Так зловеще красив закат.

Я не знаю, что больше люблю —

Треск лягушек или цикад.

Я не помню, когда и где

Голубела гора вдали,

И зачем на тихой воде

Золотые кувшинки цвели.

И остались в душе моей

Недопетой песней без слов

Перезвоны далёких церквей,

Пересветы арабских костров.

19/ I, 1926

«Отчего в дыму от ладана…»

Отчего в дыму от ладана

Под напев колоколов

Так нежданно, так негаданно

Вдруг становится светло?

Отчего манят проталинки

Пряным запахом весны?

А когда была я маленькой —

Снились мне глухие сны?

Отчего у неба низкого

Ширь так девственно чиста?

Отчего в стихах Ладинского

Есть такая теплота?

19/ I, 1926

Старинный романс («Как сумрак, распростёрлась тишина…»)

Как сумрак, распростёрлась тишина

По мебели в чехлах в просторном зале,

И сквозь окно высокая луна

Посеребрила клавиши рояля.

В саду мертво. В саду совсем темно.

Лишь под окном белеется берёзка.

Прабабушка с высокою причёской

Из рамы смотрит в тёмное окно.

Дрожит звезда на небесах высоких,

Несёт бодрящей сыростью земли.

Над озером задумалась осока,

И яблоки в саду налились соком,

И розы у террасы расцвели.

В ручье журчит прозрачная струя,

Да лай собак несётся на деревни.

И в парке, под шатрами сосен древних,

— Весна, любовь и трели соловья.

19/ I, 1926

Анне Ахматовой («Над горами — спокойные вспышки зарниц…»)

Над горами — спокойные вспышки зарниц,

На столе — карандаш и тетрадь,

Ваши белые книги и шелест страниц,

И над ними — дрожанье косматых ресниц —

Разве всё это можно — отдать?

И пушистую прядь золотистых: волос,

И туманное утро в росе,

И шуршанье колючих цветущих мимоз,

И гортанные песни, что ветер разнёс

По безлюдным и гулким шоссе.

Разве можно не помнить о юной тоске

В истомлённый, полуденный зной,

О шуршании пены на мокром песке,

О беззвучности лунных ночей в гамаке

Под широкой узорной листвой.

Это первое лето в мечтах и слезах,

И зловещее солнце в крови,

И какой-то наивный, ребяческий страх —

Всё лежит в Вашем имени, в тихих стихах,

В непонятной тоске о любви.

22/ I, 1926