Читать «Золотые миры (Избранное)» онлайн - страница 110

Ирина Николаевна Кнорринг

Да, в девятнадцать лет ты больше знала,

Хотела большего в мечтах своих.

Ты видела созданье идеалов,

А мне досталось лишь крушенье их.

Куда идти? К какой заветной цели?

Ведь цель и смысл мне не укажешь ты,

Когда упрямо в каждом дне недели

Я вижу только горечь пустоты.

5/ VIII, 1925

«С улыбкою неотвратимых дней…»

С улыбкою неотвратимых дней

Теперь смотрю в мои воспоминанья.

Я не люблю восторженных людей,

И не люблю крикливых восклицаний.

Но были дни, когда душа цвела,

И жизнь меня несла поэмой плавной.

Ты думаешь — тогда весна была?

Нет, осень мутная шатала ставни.

6/ VIII, 1925

«Испуганный бой часов на башне…»

Испуганный бой часов на башне.

За тонкой иголкой — блестящая нить.

Бессвязные фразы о дне вчерашнем…

Тебе иногда не бывает страшно?

Ты иногда не боишься жить?

17/ VIII, 1925

Утро («В сердце лёгкий дурман…»)

В сердце лёгкий дурман.

Всё простое, послушное.

На перроне — туман,

Фонари не потушены.

Склон, заросший травой,

С желтоватою проседью.

Смочен яркой росой,

Словно дождиком осенью.

И шаги так легки,

Тешат мысли случайные.

Ну — а горечь тоски?

А безумье отчаянья?

18/ VIII, 1925

«Всё медленней ночи глухие…»

Всё медленней ночи глухие

И мыслей назойливый шум.

Всё реже тоска о России

Тревожит испуганный уж.

Без света, без смысла, без цели,

Без веры в какой-то исход,

Плывёт за неделей неделя,

За годом мучительный год.

Дождливые дни раздавили

Предчувствием, страхом, бедой.

И больше не хочется лилий

Над тихой и чистой водой.

29/ VIII, 1925

К книжке Ходасевича («Упрямый ямб, размерный гул…»)

Упрямый ямб, размерный гул,

Звучащий холодом всезнанья.

Быть может, он перешагнул

Те, мне неведомые, грани.

Так — сильный, твёрдый, ясный и сухой,

Холодный, как лежачий камень,

Он смотрит вдаль перед собой

Своими узкими глазами.

29/ VIII, 1925

В вагоне («Холодный ветер сух и рьян…»)

Холодный ветер сух и рьян.

Сижу, смотрю в стекло, и вижу

Один всклокоченный туман,

Лежащий густо над Парижем.

И высоко, над головой,

В тоске унылой и всегдашней,

Торчит над сизой пеленой

Верхушка Эйфелевой башни.

8/ IX, 1925

Мысли за работой («Что длиннее моей полосы?..»)

Что длиннее моей полосы?

Что скучнее осенних минут?

Я боюсь посмотреть на часы:

Слишком медленно стрелки ползут.

А иголка острее тоски.

Но больнее тоска, чем игла.

Всё размернее взмахи руки,

А в окошке — дождливая мгла.

Надо кончить работу к пяти.

Нитка рвётся, свиваясь в узлы.

До метро без дождя бы дойти

Через облако тающей мглы.

В жизни есть безнадёжный изъян.

Ливни хлещут и ветры метут…

В мутно-синий, холодный туман

Слишком много уходит минут.

8/ IX, 1925

«С тёмной думкой о Падшем Ангеле…»

С тёмной думкой о Падшем Ангеле

Опуская в тоске ресницы,

Раскрываю его евангелие,

Его шепчущие страницы.

В тучи дымное солнце клонится

За неровным глянцем окошек,

И по сердцу скребёт бессонница