Читать «Золотые миры (Избранное)» онлайн - страница 107

Ирина Николаевна Кнорринг

Всегда нестерпимо печален

Всякий конец.

Слышишь там грохот чёткий

И треск, и рёв?

Там рушат перегородки

Из топчанов.

Всё рушат теперь, послушай,

Всё валят вниз.

И звонко кричит Илюша,

И лает Бимс.

И в клубах мохнатой пыли

Кипит Сфаят.

Мы, кажется, позабыли,

Что это — ад.

Мне грустно, когда смеются

Теперь, сейчас…

— Сегодня всё соберутся

В последний раз.

III. «Наступают последние дни…»

Наступают последние дни

И последние ночи.

Ветер западный в соснах звенит

И пророчит.

Виснет в воздухе нервная жуть,

Вздох и трепет.

Впереди — неизвестный путь…

— Будем слепы.

Словно делают всюду гробы —

Щепки, стружки…

Всё равно — не уйдёшь от судьбы. —

И не слушай!

Мы хороним, хороним Сфаят.

Вянут влажные ночи,

Только вещие совы кричат

И пророчат.

Только толпы арабов босых,

Словно коршунов стая,

Жадно бродят вдоль окон пустых,

Озираясь.

Верно — чуют добычу они,

Чуют падаль!

…Догорают последние дни,

Как лампада.

IV.«5 мая. Как с похорон, вернулись с провод…»

Как с похорон, вернулись с провод.

Вставала круглая луна..

Звенел на небе тонкий провод

И поражала тишина.

Нас с визгом встретили собаки,

Сливаясь в тёплой, лунной мгле.

И стали страшными бараки,

Теперь похожие на склеп.

Мы молча шли. И в каждом шаге

Звучали вещие слова.

Слетела ночь на мёртвый лагерь

И громко плакала сова.

И где звенели звуки горна,

Где было шумно и светло,

Там, в чёрном мраке окон чёрных,

Казалось, что-то умерло.

Уже тревога сердце сжала

И небывалая тоска.

Те, кто остались, — как их мало —

Все собрались у гамака.

И ночь цвела. И колыхалась

На небе синяя звезда.

— Немного времени осталось,

И нас проводят навсегда.

V. «Всё в прошлом. Весёлые шумы…»

Всё в прошлом. Весёлые шумы,

На стенах — сплетенье лучей.

Тревожные, тихие думы

Холодных, дождливых ночей.

Тоски моей, душной и томной,

Мне кажется, сделалось жаль,

Обиды, казалось, огромной,

Огромной, как синяя даль.

Так было. И сердце дрожало,

И взгляд был тревожен и строг,

И в сердце возникло немало

Больших, ненаписанных строк.

Мне жалко вас, книги на полке,

Катушки вдоль белой стены,

И куклы бумажные с ёлки,

И страшные, нервные сны…

Вот пачка бумаги, тетрадок,

Я всё отнесу и сожгу.

Мой мир был здесь жалок и гадок,

Он — новый — на том берегу.

Большой, равнодушный, угрюмый,

Без слёз и без ярких лучей,

Без вас, мои грустные думы,

Под шум однозвучных дождей.

VI. «За морем — новая тревога…»

За морем — новая тревога,

Большой, тревожный и новый мир…

Совсем заглохшею дорогой

Мы поднимались в Джебель-Кебир.

Места знакомые, родные,

И каждый камень в белой пыли,

Быть может, ближе, чем Россия,

Родней и ближе родной земли.

Пустые стены и казематы,

Мертво и пусто, тихо, темно…

Здесь помещался класс когда-то…

Здесь танцевали… не так давно…

В конце глухого коридора,

Где в церкви лился дрожащий свет —

В душе сплеталось столько споров,

Так много мыслей… Теперь их нет…

Молчат арабы часовые,

По коридорам тюремный мрак…

И воскрешают дни былые

Здесь каждый камень и каждый шаг.

А там, за входом — яркость моря,

Куда-то тянет морская даль…

Здесь было счастье, и много горя,