Читать «Херцбрудер» онлайн - страница 34

Итак, творчество пагубно для человечности. Выходит, что мы стали орудиями дьявола, который, будучи сам неспособен к творчеству, будучи не анти-Богом, а всего лишь падшим ангелом, стремится использовать небожественное творящее начало, присущее лишь человеку.

Выходит, что дьяволу можно противопоставить или слепую веру в Бога, или коммунизм, хотя они противостоят ему с разных сторон, и, кто знает, какую комбинацию могла бы дать при таком расположении сил полная победа коммунизма над дьяволом, хотя бы в душе отдельного человека (допустим, в моей).

Забвение, отдых мне могут дать только три вещи: экстаз, боль и усталость, так что я должен с упованием обращаться ко всему животному, что есть во мне, чтобы хоть иногда не замечать ужасной путаницы, не позволяющей мне даже собраться с мыслями. Я не заблуждаюсь на свой счет: то, что я пытаюсь выразить в этом предисловии к несуществующей книге, не является философской картиной мира. Я только хочу сказать, что художник, вопреки мнению самих художников, не может быть боговдохновенным, так же как нравственно безупречный, близкий к святости обыватель, хранящий в душе коммунистические идеалы, не может быть художником. Тем самым я расписываюсь в своей полной беспомощности, которая только тем и отличается от традиционной, что, сознавая себя, дает мне право утверждать, что, если теодицея — абсурд (ибо Творец всего в оправдании не нуждается), то оправдание коммунизма, как лучшего из всего, созданного человеком (правда может быть не созданного, а сознанного) в неэстетическом мире — насущно необходимо.

— Ты не спишь?

— Нет.

— Можно мне войти?.. Ты что? Тебе плохо?

— Нет. То есть войти можно, но мне не плохо.

— В газете очень странная статья. Прочтешь?

— Не буду читать. Ты расскажи.

— Я не умею. Здесь о женщине, которая много лет кормилась тем, что рожала детей на продажу.

— Как это?

— Есть же люди, которым нужны дети. Она была очень красивая, и она каждый год рожала. За каждого ребенка ей платили двадцать тысяч.

— Зачем ей деньги? На что вечно беременной богатство?

— Она теперь в тюрьме.

— А дети?

— Нашли только пятерых, но их не стали тревожить.

— И как это ей удалось сохранить красоту?

— Я думаю, теперь ей недолго осталось быть красивой.

— А по какой статье ее посадили?

ВЕЛИКОПОСТНЫЕ САЛОЧКИ

Да, хорошо. Если так — ты ушел — и я уйду тоже. Твоя бездарность меня больше не касается, а своя, родная, не пахнет. И — не радуйся — без хозяина не останусь. Эй! жена для мужа — все равно, что ангел или животное для Бога. Неужели я так замучила тебя именно своим звериным послушанием? Конечно, в этом нет романтики, но на черта тебе романтика? Кстати, черт был первым романтиком. А я теперь что-то вроде вдовы, да? Смею заметить, это тебе не то, что выбросить старые башмаки, которые от долгой носки приобрели форму твоей далеко не самой красивой ноги и перестали выглядеть так, как их задумал гениальный сапожник. Это все равно, что отрезать себе руку, ногу, ягодицу, или даже вот как: это что-то вроде ритуального самооскопления — мистически-эротическая акция. Место вдовы не в публичном доме, но в монастыре, а ты поступил со мной скверно — ты словно бы крикнул на всю улицу: эй, кто-нибудь, возьми ее, натешься ею, и лишь потом сведи в монастырь, только непременно натешься, мне, мужу, от этого будет кайф. Ты свинья, — говорит тебе бывшая твоя, а ныне бесхозная задница, и при этом превращается в копченый окорок. И глазами еще так моргает. Ты свинья, потому что вдарился в эдакое высокодуховное сутенерство, и даже твоя собственная задница имеет право плюнуть тебе в лицо, если она, будучи отделенной от остального тела, еще сохранила способность плевать. Однако я обречена на то, чтобы вечно делать фуфло.