Читать «Глухарь» онлайн - страница 35
Андрей Ханжин
Они видят жизнь сквозь дыру в телогрейке, не такой, какая она на самом деле, а такой, какой им хотелось бы ее видеть. И себя они грезят в облике героев — мультипликационных героев — но не понимают этой комичности. Раздуваются от негодования и становятся еще смешнее, еще карикатурнее.
Я скажу тебе чему научила меня тюрьма за первые месяцы близкого знакомства с ней. Она научила меня не доверять чужим словам и не покупаться на внешний вид собеседника-сокамерника. Театр. Зачастую дешевый балаган, но с непривычки действует. Только за цветастыми речевыми оборотами почти всегда скрывается корысть, жаба с выпученными зенками. А за каждой простоватой физиономией, натянутой, будто маска на череп, скребется когтями, едва сдерживаясь, поганая душонка.
Нужно только присмотреться внимательнее.
Прислушаться к интонации.
Заглянуть в плутающие глаза.
И ничего не скроется, ничего.
Все добрые и складные сказки о людях с чистыми и доверчивыми душами придуманы очень хитрыми и изощренными умами.
Вот с такими, братуха, знаниями, да со свежевыбитыми перстнями на пальцах, да с фраерскими звездами на коленях, отправился я на малолетку.
Только не у лабусам в Каунас, а в Воронежскую область. В показательную зону, которая по лютости режима под вторым номером после Можайска по Союзу числилась. Куда же еще меня откомандировать, если за мной из Матросской Тишины четыре карцера ехало. — Тоже. По ходу дела, доктор в капитанских погонах прописал, чтоб сырой цементной пылью, да при минус пятнадцати за решеткой, легкие лучше зарубцевались.
И хвала прокурору по надзору проследившему чтоб мне, как прописано в сучьем из уставе, больше пяти суток за один раз не впаяли! Осанна ему, служивому! Проследил.
Но бумажечки с подробным описанием нарушений режима подшивались в папочку следующую вместе с осужденным к местам лишения. И неизвестно еще, что было более реальным, что было фактом существования — сам человек или серо-коричневый конверт в сургуче, приложенный к нему. Или это человек прилагался к пакету…
Если есть у меня бессмертие, то оно в этих вечно живущих бумагах, в этих официальных рукописях, которые уж точно не сгорят. И каждая прописанная сухой прозой буква будет единственной правдой для того, кто вздумает однажды разворошить мои прегрешения.
А то, что мы сами думаем о себе… плохо скроенный самообман, лирическая шизофрения. Ведь душа, то есть та реальная сущность, тот четкий перечень содеянного, где ровными строчками безо всякого романтизма и глубинной рефлексии — такого-то числа содеяно то-то и то-то и приложение в виде отягчающих и смягчающих — вот что такое конвертированная душа.
И все.
И куда бы ни прибыл столыпинский вагон, его содержимое в виде людей вышвырнут из железнодорожной клетки в клетку автомобильную, поддадут штыком, подтравят овчаркой, а серо-коричневые папочки с багряными сургучными пломбами вынесут аккуратно. Папочки вынесут заботливо, как грудничка из родильного дома и не пакет отправится вслед за человеком, а человек пойдет во след пакету.