Читать «Грусть белых ночей» онлайн - страница 343
Иван Яковлевич Науменко
— Я новый командир рота. Видэл тебя у нас. Твой товарищ погиб. Лебедь фамилий. Очэн исполнитэлный, частный. Другой, который партизан, ранен. Сегодняшний день.
В первую минуту Сергей ничего не чувствует. Не сказав ни слова старшему лейтенанту, идет дальше. Потом возвращается. Вопрошающе смотрит на командира роты:
— Как погиб Лебедь?
— Как все. В атаке...
— А партизана старшего или более молодого ранило?
— Молодой. Который очэн смелый.
Старшему лейтенанту больше нечего сказать. Пригибаясь, идет прочь от Сергея.
Из тех, что ехали в маршевой роте на фронт, один Левоненко остался. Из местечковых — никого. Может, остался кто-нибудь в других полках? Кора-Никорай, Павел Арабейка, Андрей Шпет... Давно никого из них не видел Сергей. Назавтра Сергею стало ясно: он не хочет жить. Зачем жить? Уговаривал товарищей ехать на фронт в одной маршевой роте. Согласились с ним. Теперь они мертвые, он живой. Не имеет права жить.
Он не может вообразить, как приедет в местечко и что скажет, если повстречает мать Василя Лебедя, Кости Титка или других товарищей. Товарищи лежат в земле, а он приедет. Ради чего?..
Мысль о том, что сегодня или завтра он погибнет, приносит облегчение. Странно он себя чувствует: нет желаний, обид, страха, чего-нибудь еще, что связывало бы его с песчаной, каменистой землей, на которой льется кровь и люди беспощадно истребляют друг друга.
Он расхаживает по траншее не пригибаясь. Ждет: вот-вот разорвется мина. Она и в самом деле разрывается. Лицо обдает дыханием смрада, песком. Пролетают над самой головой осколки. Он даже не приседает. Могучий инстинкт самосохранения, который до последнего времени заставлял падать, прятаться в каждую щель, прижиматься к земле, чтобы лишь выжить, теперь не властвует над Сергеем. Пролетают с посвистом пули. Высунувшись из траншеи, он ждет. Неважно, куда попадет пуля — в голову ли, в грудь. Лишь бы насмерть. Но для него, наверное, еще не отлита пуля.
Рядом с наблюдательным пунктом артиллеристы установили на прямую наводку сорокапятку. Втащили ее на гранитный утес, приметно возвышающийся над всей местностью.
У артиллеристов ему нечего делать, но он вылезает из траншеи, идет к ним. Стоит не прячась на каменном бугорке даже тогда, когда артиллеристы, сделав несколько залпов, прыгают в траншею. Он точно бросает вызов пожилым бойцам в выгоревших гимнастерках и неуклюже натянутых на голову пилотках, которые помогают артиллерийскому расчету. Но он не играет в какую-то игру, он одержим одной мыслью. Стоит, нетерпеливо ждет, когда горячий осколок наконец вопьется в грудь, принесет избавление от холодной, невыносимой тоски.
Высокий небритый старший лейтенант, командир батареи, наверняка разгадывает болезнь, которой Сергей заболел. После вражеского артналета вылезает из траншеи, подходит, кладет руку Сергею на плечо:
— Не стой здесь, боец. Это у тебя от нервов. Потерпи день-два — и пройдет. Еще спасибо мне скажешь.
Так проходит день. Сергей не притрагивается к еде, забыл о табаке. Принеся в термосе суп, на него люто набрасывается старшина Кисляков: