Читать «Вечер трудного дня» онлайн - страница 7

— Ладно, — говорю, — давайте, — приморили, думаю, этими запорожцами. — Сдавать когда?

— Ну, завтра, до обеда. Сможете?

Пока я соображал, смогу ли, она спросила:

— Вы уже где-нибудь остановились? Тогда идите в "Советскую". И запомните: вы от Герасимова, 16-50.

— Что это, 16-50, имя-отчество?

— Острить не обязательно — номер заказа.

Я поблагодарил.

— Если успеете, приносите сегодня! — крикнула женщина вдогонку.

Я дошел до гостиницы. В холле осмотрелся. Провинциальная попытка Гавайских островов: кресла, зеркала, пальмы, фикусы /а может, и не фикусы — хрен его знает/. Как потом оказалось, самое уютное место в этом сарае.

У стойки администратора я затормозил.

— Здравствуйте, — говорю. — Мне сказали, что стоит назвать цифры 16-50 и фамилию Герасимов — и ваш "сезам" откроется.

— Правильно сказали, — улыбнулась дежурная. — А вы хоть знаете, кто такой Герасимов?

— Понятия не имею.

Так я поселился.

Комната находилась на третьем этаже. С буфетом не совпадала, но дышала утомительно съедобными запахами. Коктейль из них вызывал приступы тошноты.

Я открыл форточку. Потянуло вполне зимней свежестью.

Поблекшие обои хранили верность зеленому цвету. На голубых батареях проступали белые пятна. Одно из них напоминало профиль писателя Горького. На тумбочке стоял пустой графин и два граненых стакана, темных, как легкие курильщика. Ненужными атрибутами — радио и телефон /мучнистая пыль лишала их подробностей/.

Враз стало холодно. Я поежился и форточку захлопнул.

Плюхнулся на кровать. Охо-хо…В коридоре — чьи-то шаги и кавказский акцент. В брюхе — студеный виноградный сок, в котором плавают кекс, кусок колбасы и плавленый сырок "Янтарь". Настроение — снять штаны и затянуть "разлуку".

Ладно, решил, откорректирую пару биографий…

Устроился за столом, раскинул веером бумаги. Наобум вытащил одну… Попался директор шахты из Антрацита. Судя по всему, мужик с судьбой и характером. Сам себя сделал. Теперь вот собрался сражаться во благо ближних. Я зевнул. В четырех словах исправил окончания. Кое-где пришлось менять местами абзацы, с одной строки на другую пересаживать запятые… Короче, вовсю шло развитие авангардного жанра — росписи по трупу. Желание спустить все это в унитаз постепенно оформилось в концепцию. Из номера пора было бежать. Ну его к черту! Вечером поработаю. День еще на эту муру тратить!

В буфете я охотно пообедал сосисками с чаем. Удивился собственному аппетиту и отсутствию брезгливости. Пока я трапезничал, краснощекая буфетчица развлекалась охотой на тараканов. В поведении ее не было ничего плотоядного. Своих жертв она любовно называла "сыночками".

Странные, вообще говоря, проявления материнского чувства.

На дворе стоял сухой морозец. Легкая щетина инея подмешивала в общую серость немного серебра. Небо пыталось быть голубым, но успех ускользал…

Я не спеша двинулся по центральной улице. Цели у меня не было. Я глазел по сторонам, пялился в витрины. Очень скоро поймал себя на ощущении радости. Оно таилось где-то внутри. Прислушался: да, это была радость. Чистая, незамутненная. Я шел по городу, где меня некому было окликнуть. Чудо — никто не зайдет навестить, не обнаружит себя телефонным звонком. И самому тебе не нужно подыскивать реплики, заготавливать, как хворост, остроты. С физиономии можно стряхнуть угодливую мимику. Профессиональное и личное — все, все по боку.