Читать «Вечер трудного дня» онлайн

Юрий Божич

Юрий Божич

Вечер трудного дня

Юрий Божич

Вечер трудного дня

Вечер трудного дня

В конторе я нарисовался около десяти. Это можно было расценить как опоздание. Можно, да некому: редактор ушла в высокие руководящие кабинеты. Располагались они этажом ниже.

По коридору бродил Малков с пулеметными лентами фотопленок наперевес. Когда он поднимал их на свет и рассматривал кадр, возникал неявный образ Магомета на горе Хира. Борода, в частности, светилась.

— Привет, — говорю.— А где женское поголовье редакции?

— Пасется, понимаешь.

— Ясно.

— Тебе тут поклонницы звонили. В смысле — Шелестинский, с КМЗ.

— Ну?..

— Они вроде бы хотят тебя кандидатом в депутаты выдвинуть.

— Сельрады?

— Чего?

— Перегрелись, — говорю, — что ли?..

— Ты ему позвони. Я сказал, что ты придешь — перезвонишь.

— Ты заботлив, как госстрах. Это даже удручает.

— Че-то у тебя с глазами, — засомневался Малков.

— Ерунда. Журналист получил задание: недоспать.

— Лучше бы он, понимаешь, получил — переспать.

— Логично, — говорю, — да не с кем.

Захожу в свой кабинет — записка. Рукой Марьи Павловны: "Юра! Позвони на КМЗ. МП."

Осада Сиракуз римлянами…

Набрал Шелестинского. Разговор получился какой-то кальвинистский: видимо, все было предрешено. Как в сказке про колобка. Надо же, изумился я, — редакция не напрягла, от комсомола открестился, а тут… И зачем только я писал об их проблемах? Чтобы сделать их своими?

Сижу… Голова заканчивается где-то на уровне зубов. Дальше — паутина боли. Глаза интернационально скатываются к переносице. Кто это придумал — пить с вечера?

Заходит Ирка, машинистка. Улыбается по-рысьи. Протягивает какие-то мои опусы. После "Ятрани" в них появляется что-то прокрустово. Не рукописи — танкисты. Рост — 150. Где, черт возьми, своеобразие моей строки? Где география чернильных исправлений? Где удаль подписи, наконец? Вот это буржуйское слово — оно что, читается как "Божич"?

— Кстати, — говорю, — ты зачем меня на целую букву "о" сократила? Мы что, на арамейский переходим?

— Ой, не могу, — прыскает Ирка. — "Бжич"! Ой, не могу!

— Ты — не машинистка. Ты — ротный писарь! Еще и принесла, небось, какую-то гадость.

Я заглядываю в рукопись — точно: про экологию.

Откуда-то влетает Инка. Взгляд — как у подпольщика после облавы: все, убежала, куда дела листовки — не помню; Ленина взяли? а зачем отдали?.. Короче, боец невидимого фронта. Корреспондент широкого профиля.

— Малков уже ушел? — спрашивает. — М-м… гадство! Я забыла…

— Малкова — забыла? Ну, с бородой такой мужик, в синем свитере… Фотокором зовут.

Она собирается что-то объяснять. Потом машет рукой — мол, все равно.

Под собственный смех женщинки удаляются.

Я склоняюсь над столом. В тексте — чуть ли трубный глас архангела Гавриила: "Анализ онкозаболеваний показывает…" В общем, ложись, товарищ, смерть пришла! Заголовок соответствующий: "Земля тревоги нашей". Стейнбек, блин.

Господи, Господи!.. Статисту дали роль борца.

А тут еще эти выборы!.. Народ на них тянет, как беременных на солененькое. Не обходится без курьезов. Один соискатель накануне притащил мне доклад: "Новое в периодической системе Менделеева". С порога заявил: