Читать «Долли» онлайн - страница 60

Агния Кузнецова

Теперь я знаю: он и будет ею, — мысленно сказал себе Жуковский, — будет, несмотря на то, что его уже нет. То, что он написал, будет жить в веках. Но я не скрывал от него, что ненавидел все, что он написал возмущающее государственный порядок и нравственность. Неисцелимый вред наносил он нашим отрокам, с восторгом зачитывающимся его буйными прелестными стихами.

И я посоветовал ему тогда не проситься в Петербург, потому что не пришло этому время, посоветовал писать «Годунова» и подобное, ибо только это спасет его.

Он меня послушался. Он почти всегда слушался меня. Было время разногласий наших, но они не охладили нашей дружбы. Ах, Пушкин, Пушкин! Великий гений! Слава Отечества!»

И Жуковский, обхватив руками голову, заплакал.

Он вспоминал Пушкина еще совсем маленьким, кудрявым, с живыми глазенками. Невозможно было не обратить внимания на его интерес к окружающему миру.

Молодой Жуковский тогда бывал в доме Пушкиных.

Вспомнились лицейские годы Пушкина. Прочитав его «Воспоминания в Царском Селе», Жуковский был взволнован настолько, что, оставив все дела, немедленно поехал в Лицей. Тогда они гуляли вдвоем с Пушкиным по аллеям парка и, несмотря на разделяющие их шестнадцать лет, понимали и любили друг друга высокой любовью.

Потом он, признанный первым поэтом России, подарил Пушкину свой портрет. Он помнил, с каким чувством восторга и боли честно написал на портрете: «Победителю ученику от побежденного учителя. В тот высокоторжественный день, в который он окончил свою поэму «Руслан и Людмила». 1820 марта 26. Великая пятница».

Да, было больно, что он уступил Пушкину место первого поэта России, Пушкину, с юных лет влюбленному в него. Но восторг побеждал боль, восторг, который охватывал его, поэта, его, верного сына России, пекущегося об ее величии. Он видел умом и сердцем чувствовал, как на его родине поднимался величественный гений, которому суждено было войти в века. Он верил, что Пушкин будет жить и через двести лет. Нет ему равного. И когда еще народится такой светоч!

Потом он, рискуя впасть в немилость у царя, будучи признанным литератором и наставником цесаревича, неоднократно ходатайствовал перед его величеством за Пушкина. Да только ли за Пушкина! Он облегчает участь Герцена, он заступается за некоторых декабристов. Он без страха за свое положение пишет наследнику в день его именин такое письмо:

Я видел в Москве Е. Ф. Муравьеву, — ее положение на старости лет ужасно: оба сына, для которых жила она, в изгнании.

У декабриста Н. М. Муравьева жена, приехавшая в Сибирь, умерла. Осталась дочь.

Теперъ изгнаннику грозит наказание третье: смерть дочери... Не могу поверить, чтобы государь... мог не войти в чувства отца, который все отец, хотя и колодник... Муравьева, как я слышал, хочет просить великую княгиню Марию Николаевну о заступе за внучку ее пред государем императором, в какую минуту! когда великая княгиня сама готовится быть матерью. Это дело, без сомнения, не дошло еще до сведения государя... Поручаю его Вам в день Вашего ангела