Читать «Долли» онлайн - страница 34

— Вам не заметно. А со стороны видно, как Феликс похож на Екатерину Федоровну. Те же глаза, улыбка.

Елизавете Михайловне стало ясно, что Пушкин все понял. Но она не ужаснулась, что это сходство разглядят и другие. Пушкин видит то, чего не замечают другие. Его слова она восприняла как упрек ей за неоткровенность с ним. «Но он же должен понять и мое положение», — подумала она и ответила:

— Всякое бывает в жизни, Александр Сергеевич! Всякое!

А Пушкин подумал: «Сколько же страданий перенесла Екатерина Федоровна, чтобы скрыть все это от злого петербургского света, да и великосветского общества Италии, где разразилась эта трагедия. И сейчас она не может сказать сыну, что она его мать. Она для него тетя Катрин. А сколько горести пережила и переживает Елизавета Михайловна, якобы взявшая на воспитание сына графини Форгач.

«Странно, как я не заметил этого сходства глаз прежде, — думал Пушкин, возвращаясь домой, — видимо, это сходство стало у мальчика разительнее с возрастом».

Дома он не сказал жене о своей догадке. Это была тайна Елизаветы Михайловны, которую она, против обыкновения, не доверила даже ему. Это была тайна Екатерины, которую Пушкин глубоко уважал, ценил ее ум и незаурядность поступков. Он, например, знал, что и в Италии и в Петербурге Екатерине предоставлялись блестящие партии замужества, но она отказывала женихам.

Может быть, она продолжала любить того, чей сын рос воспитанником ее матери, думал Пушкин, и к его дружескому отношению к Екатерине прибавилось преклонение перед ней.

А дружба с ней началась еще в 1827 году, когда Елизавета Михайловна и Екатерина возвратились на родину.

Пушкин вспомнил, как в 1830 году он по просьбе Екатерины написал ей стихотворение «Циклоп».

Язык и ум теряя разом,

Гляжу на вас единым глазом:

Единый глаз в главе моей.

Когда б судьбы того хотели,

Когда б имел я сто очей,

То все бы сто на вас глядели.

Это стихотворение читала Екатерина в Аничкином дворце, на костюмированном балу, где она была в маске циклопа.

Посылая стихотворение, Пушкин писал тогда ей в письме:

Само собой разумеется, графиня, что Вы будете настоящим циклопом. Примите этот плоский комплимент как доказательство моей полной покорности Вашим приказаниям. Будь у меня сто голов и сто сердец, они все были бы к Вашим услугам.

Вот маска Пушкина, снятая с его мертвого лица. Долли отложила фотографию в сторону: «Это не нужно».

И задумалась...

В белой тряпочке горстка земли

В посольстве о смертельной ране Пушкина первой узнала Долли. Она побледнела, ахнула и побежала к матери. Но возле дверей спальни Елизаветы Михайловны с сомнением остановилась. Ведь для матери это известие будет потрясением. После родной семьи Пушкин для нее дороже всего на свете. Как она переживет этот удар?

Было уже поздно. Елизавета Михайловна спала. Она услышала негромкий стук в дверь и голос дочери:

— Маменька, откройте.

— Что случилось, Долли? — встревоженно спросила Елизавета Михайловна, накинула капот и бросилась открывать дверь. Долли остановилась в открытой двери. Свеча дрожала в ее руке и прыгающим светом освещала бледное лицо и глаза, наполненные слезами.