Читать «Закат и падение Римской Империи» онлайн - страница 95

Эдвард Гиббон

Моровая язва и голод переполнили чашу бедствий, испы­танных римлянами. Последний говорит, что в течение до­вольно значительного времени в Риме ежедневно умирало по две тысячи человек. Первое из них можно было приписывать лишь справедливому негодованию богов, но непосредствен­ной причиной второго считали монополию хлебной торгов­ли, захваченную богачами и поддержанную влиянием мини­стра. Неудовольствие народа, выражавшееся сначала впол­голоса, разразилось на собрании в цирке. Народ отказался от своих любимых развлечений для того, чтобы предаться более приятному удовольствию отмщения, и с гневными криками потребовал казни общественного врага. Клеандр, командо­вавший преторианской гвардией, приказал отряду кавале­рии разогнать мятежную толпу. Народ бросился бежать к го­роду; многие были убиты, и многие были затоптаны до смер­ти; но когда кавалерия проникла в улицы, она была останов­лена в своем преследовании градом камней и стрел, сыпав­шихся на нее с крыш и из окон домов. Пешая стража, дав­но уже ненавидевшая преторианскую кавалерию за ее пре­рогативы и за ее наглость, перешла на сторону народа. Мя­теж превратился в настоящее сражение и грозил общей рез­ней. Преторианцы наконец отступили перед численным пре­восходством противника, и массы ожесточенного народа сно­ва устремились с удвоенною яростью к воротам дворца, где Коммод утопал в наслаждениях, ничего не зная о вспыхнув­шей междоусобице. Сообщить ему эту неприятную новость значило рисковать своею жизнью. Он мог погибнуть от своей беспечности, если бы его старшая сестра Фадилла и его лю­бимая наложница Марция не отважились ворваться к нему. Они бросились к его стопам с растрепанными волосами и об­ливаясь слезами и с тем убедительным красноречием, кото­рое внушается страхом, рассказали испуганному императору о преступлениях министра, о ярости народа и о том, что он может через несколько минут погибнуть под развалинами своего дворца. Коммод пробудился от своего сладкого усып­ления и приказал бросить народу голову Клеандра. Это столь желанное зрелище тотчас прекратило волнение, и сын Мар­ка Аврелия еще мог бы в ту пору вернуть себе привязанность и доверие своих подданных.

Но в душе Коммода угасли все чувства благородства и че­ловеколюбия. В то время как он оставлял бразды правления в руках недостойных фаворитов, он ценил в верховной вла­сти только возможность ничем не стесняться при удовлетво­рении своих чувственных наклонностей. Он проводил свое время в серале, состоявшем из трехсот красивых женщин и стольких же мальчиков всякого звания и из всяких провин­ций; а когда все хитрости соблазна оказывались недействен­ными, грубый любовник прибегал к насилию. Древние исто­рики подробно описывали эти сцены разврата, при кото­рых нарушались в одинаковой мере и законы природы, и правила пристойности; но их слишком точные описания не­возможно передать приличным языком нашего времени. В промежутках между чувственными наслаждениями Коммод предавался самым низким развлечениям. Ни просвещение того времени, ни усиленные старания воспитателей не могли влить в его грубый и скотский ум ни малейшей дозы знания, и он был первый из римских императоров, которому были со­вершенно незнакомы умственные наслаждения. Даже Нерон был знатоком или выдавал себя за знатока изящных ис­кусств, музыки и поэзии, и мы не ставили бы ему этого в уп­рек, если бы он не превратил приятное препровождение вре­мени в предмет честолюбия и в главную цель своей жизни. Но Коммод с раннего детства выказывал отвращение ко всем умственным и благородным занятиям и находил удовольст­вие только в развлечениях черни - в играх цирка и амфите­атра, в боях гладиаторов и в травле диких зверей. Марк Ав­релий окружил сына самыми опытными наставниками по всем отраслям знаний, но молодой наследник относился к их урокам без внимания и с отвращением, тогда как мавры и парфяне, учившие его метать дротик и стрелять из лука, на­шли в нем прилежного ученика, скоро достигшего одинако­вой со своими наставниками верности глаза и ловкости движений.