Читать «Закат и падение Римской Империи» онлайн - страница 83

Действительно, здравый смысл Веспасиана заставлял его принимать всякие меры, чтобы упрочить свое недавнее и случайное возведение на престол. Столетняя привычка за­ставляла смотреть и на воинскую присягу, и на верность ар­мии как на принадлежность имени и дома Цезарей, и, хотя этот дом не прекращался только благодаря фиктивным усы­новлениям, все-таки в лице Нерона римляне чтили внука Германика и преемника Августа по прямой нисходящей ли­нии. Вот почему преторианская гвардия неохотно и с угрызе­ниями совести склонилась на убеждения не вступаться за этого тирана. Быстрое падение Гальбы, Отона и Вителлия научило войска смотреть на императоров как на создания их воли и как на орудия их своеволий. Веспасиан был незнатно­го происхождения: его дед был простой солдат, его отец зани­мал незначительную должность в финансовом управле­нии, и его личные заслуги были скорее солидны, нежели блестящи, а его добродетели омрачались строгою и даже скряжнической бережливостью. Такой государь поступал со­гласно со своими истинными интересами, когда брал в това­рищи сына, который благодаря своим более блестящим и бо­лее привлекательным качествам мог отвлечь общественное внимание от незнатности происхождения Флавиев и напра­вить его на будущий блеск этого дома. Под мягким управ­лением Тита римский мир наслаждался временным счасть­ем, а память о нем была так дорога, что в течение более пятнадцати лет заставляла прощать пороки его брата Домициа­на.

Лишь только Нерва принял императорское достоинство, предложенное ему убийцами Домициана, он тотчас понял, что при своих преклонных летах он не будет в состоянии приостановить поток общественных беспорядков, беспре­станно возобновлявшихся во время продолжительной тира­нии его предшественника. Его кроткий нрав внушал уваже­ние честным людям, но выродившимся римлянам был нужен человек с более энергичным характером, способный наво­дить страх на виновных. Хотя у него было немало родных, он остановил свой выбор на постороннем человеке. Он усыно­вил Траяна, которому было тогда около сорока лет и который командовал огромной армией в Нижней Германии, и немед­ленно объявил его, путем сенатского декрета, своим товари­щем и преемником. Нельзя не выразить искреннего сожа­ления о том, что история утомляет нас отвратительными подробностями преступлений и безрассудств Нерона, тогда как сведения о деяниях Траяна нам приходится собирать при слабом мерцании сокращенных рассказов или при сомнительном свете панегириков. Впрочем, до нас дошел такой панегирик, который стоит выше всяких подозрений в лести. По прошествии более двухсот пятидесяти лет после смерти Тра­яна сенат, выражал обычные приветствия новому императо­ру, пожелал, чтобы он превзошел Августа в счастье, а Трая­на в добродетелях.

Нам нетрудно поверить, что государь, столь сильно любив­ший свое отечество, колебался, вверять ли верховную власть своему родственнику Адриану, характер которого был из­менчив и сомнителен. Но в последние минуты жизни Траяна хитрая императрица Плотина или сумела рассеять его сом­нения, или имела смелость сослаться на мнимое усыновле­ние, достоверность которого было бы не безопасно прове­рять, и Адриан был мирно признан его законным преемни­ком. В его царствование империя процветала в мире и благо­денствии. Он поощрял искусства, исправил законы, усилил военную дисциплину и лично объезжал все провинции. Его обширный и деятельный ум был одинаково способен и про­никаться самыми широкими идеями, и входить в самые мел­кие подробности гражданского управления. Но его господст­вующими наклонностями были любознательность и тщесла­вие. Смотря по тому, какая из этих наклонностей брала верх или находила для себя возбуждение в окружающих условиях жизни, Адриан был попеременно то отличным государем, то смелым софистом, то недоверчивым тираном. Общий харак­тер его образа действий достоин похвалы вследствие его справедливости и умеренности. Однако в первые дни своего царствования он казнил четырех сенаторов-консуляров, по­тому что это были его личные враги и потому что это были люди, считавшиеся достойными императорского звания, а утомление от мучительной болезни сделало его под конец жизни раздражительным и жестоким. Сенат колебался, при­числить ли его к богам или отнести к разряду тиранов; толь­ко благодаря настояниям благочестивого Антонина было ре­шено почтить его память приличными почестями.