Читать «Закат и падение Римской Империи» онлайн - страница 311

Эдвард Гиббон

Рис. Марк Аврелий Валерий Максенций.

Максенций был сын императора Максимиана и был женат на дочери Галерия. Его происхождение и родственные связи, по-видимому, давали ему право надеяться, что он получит в наследство от своего отца императорское достоинство, но его пороки и неспособность послужили предлогом для того, что­бы лишить его звания Цезаря, в котором было отказано Кон­стантину по причине его выдающихся личных достоинств. Из политических соображений Галерий предпочитал таких соправителей, которые не способны ни позорить выбор свое­го благодетеля, ни противиться его приказаниям. Поэтому на италийский престол был возведен ничем не прославившийся чужестранец, а сыну бывшего западного императора было дозволено наслаждаться всеми выгодами его личного богатства на одной вилле в нескольких милях от столицы. Мрачные страсти его души - стыд, досада и гнев - воспламе­нились от зависти, которую возбудило в нем известие об ус­пехе Константина; но общее неудовольствие оживило на­дежды Максенция, и его без труда убедили соединить его личную обиду и его притязания вместе с интересами римско­го народа. Два преторианских трибуна и один провиантский интендант взялись руководить заговором, а так как люди всех сословий сходились в своих желаниях, то успех предприятия не был ни сомнителен, ни труден. Городской пре­фект и несколько должностных лиц, оставшихся верными Северу, были умерщвлены гвардейцами, а облаченного в им­ператорскую мантию Максенция и сенат и народ признали охранителем римской свободы и римского достоинства. Не­известно, был ли Максимиан заранее уведомлен о том, что замышлялось, но, лишь только знамя восстания было подня­то в Риме, престарелый император покинул уединение, в ко­тором он влачил по воле Диоклетиана свое жалкое существо­вание, и постарался скрыть снова заговорившее в нем често­любие под личиной отцовской привязанности. Уступая просьбам своего сына и сената, он согласился снова принять на себя императорское звание. Его прежнее высокое положе­ние, его опытность и военная слава придали партии Максен­ция и силу и блеск.

Император Север, следуя совету или, скорее, исполняя приказание своего соправителя, немедленно направился к Риму в полной уверенности, что своим неожиданным появ­лением он без труда подавит мятеж робкого населения, руководимого распутным юношей. Но по прибытии на место он нашел, что городские ворота заперты, что городские стены покрыты людьми и военными машинами, что во главе бун­товщиков находится опытный генерал, а у его собственных войск нет ни бодрости, ни рвения. Значительный отряд мав­ров, прельстившись обещанной ему щедрой денежной награ­дой, перешел на сторону неприятеля и - если правда, что он был организован Максимианом во время его африканской экспедиции, - предпочел естественные чувства признатель­ности искусственным узам обещанной под присягою верно­сти. Преторианский префект Анулин объявил, что принимает сторону Максенция, и увлек вслед за собой большую часть тех войск, которые привыкли исполнять его приказания. Рим, по выражению одного оратора, снова призвал к себе свои армии, а несчастный Север, у которого не было ни до­статочных военных сил для нападения, ни умения взяться за дело, поспешно отступил или, скорее, бежал в Равенну. Здесь он мог некоторое время считать себя в безопасности. Укрепления Равенны были достаточно сильны, чтобы выдер­жать нападения италийской армии, а окружавшие город бо­лота могли воспрепятствовать ее приближению. Море, над которым господствовал Север благодаря находившемуся в его распоряжении могущественному флоту, обеспечивало ему неистощимый подвоз провианта и свободный доступ для легионов, которые пришли бы к нему на помощь с наступлением весны и из Иллирии, и с Востока. Максимиан, лично руководивший осадой, скоро убедился, что он напрасно бу­дет тратить и свое время, и силы своей армии на бесплодное предприятие и что нет надежды взять город ни силой, ни голодом. С хитростью, более свойственной характеру Диокле­тиана, нежели его собственному, он направил свое нападе­ние не столько на городские стены Равенны, сколько на ум Севера. Измена, с которой этот несчастный монарх познако­мился на своем собственном опыте, внушала ему недоверие к самым искренним его друзьям и приверженцам. Поэтому ла­зутчики Максимиана, пользуясь его легковерием, без большого труда уверили его, что против него составлен заговор с целью сдать город осаждающим; а пользуясь его трусливо­стью, они убедили его, что он поступит гораздо благоразум­нее, если положится на условия приличной капитуляции, вместо того чтобы попасть в руки раздраженного победителя. Сначала с ним обошлись мягко и почтительно. Максимиан отвез пленного императора в Рим и самым положительным образом уверял его, что он спас свою жизнь тем, что отка­зался от императорского достоинства. Но Север достиг этим путем только более легкой смерти и императорских похорон. Когда ему был объявлен смертный приговор, ему было предоставлено право выбрать способ его исполнения: он предпо­чел, по примеру древних, отворить себе жилы, и, лишь толь­ко он испустил дух, его труп был перенесен в склеп, устроен­ный для семейства Галлиена.