Читать «Пожинатели плодов» онлайн - страница 127

Близоруко вглядывалась она в Василия, вначале настороженно и с испугом, потом неверяще и обрадовано:

— Васенька Зерцалов…

Василий, боясь поднять глаза, приложился губами к ее маленькой, застывшей на осеннем холоде ручке.

— Ой, батюшки, горе-то у нас какое… Платона Юльевича антихристы!.. — Анна Петровна заплакала, прижала лицо к груди Василия. — И Машенька лежит, больна очень, ни с места. Ладно, люди добрые помогают.

В сторожке — сумрак, пара крохотных оконцев едва пропускала свет. Анна Петровна, вздыхая, зажгла огарок свечи.

— Сейчас, Машенька, сейчас, милая, чайку попьем. И гость с нами.

Зерцалов рассмотрел на подушке стоящей в углу кровати белокурую голову девушки — встретиться бы где случайно и точно бы прошел мимо Маши Зубовской, как незнакомой. Бледное, без кровинки, лицо и огромные, беспомощно взглянувшие глаза….

Чашку чая Василий не допил: смотреть на хлопочущую хозяйку и больную дочь стало невмоготу. Отговорившись чем-то, он вышел на крылечко и в ранних сумерках, не разбирая дороги, побрел по саду, едва не натыкаясь на стволы деревьев.

«Господи, помоги! — сжимал и тер он в отчаянии виски. — Почему?.. Они ничего обо мне не знают… Рассказать им обо всем? Нет, нет, только не это!»

Заморосил мелкий нудный дождик, осыпавшиеся кроны деревьев пропускали влагу, и Василий вскоре вымок до нитки. Стуча зубами от холода, он, в конце концов, вернулся к сторожке и еще долго топтался на крылечке, не решаясь постучаться.

«А если остаться около них? — осенило его вдруг. — Самому-то куда идти? И попытаться искупить вину…»

Он остался, Зубовские были только рады. Перебивались кое-как. Когда в монастыре организовали коммуну, Василия попросили присматривать за садом, где приноровился он развести пасеку. Местные власти поглядывали на Зерцалова хоть и искоса — все-таки барского роду-племени, но и не докучали особо: красный командир, вдобавок раненый. Так и ходил он постоянно в поношенном френче, перехваченном ремнем, в галифе, в начищенных до блеска в сапогах; летом в кепке, схожей с фуражкой, зимой — в папахе. И до того привыкли к его полувоенному виду люди, что появись он в цивильной одежде — вот бы наверно было удивление.

Манечке Зубовской Василий сделал предложение. Выздоровевшая и окрепшая Маша от удивления захлопала густыми ресницами и, смутилась, зато Анна Петровна благословила молодых с радостью и облегчением — сама теперь на смену дочери слегла и истаивала тихо.

Не венчались — церкви закрыты и в сельсовет «расписываться» не пошли.

И не замедлила, лягнула она. В блуде-то жизнь…

Схоронив матушку, погоревав, Манечка ровно взбесилась. Женщина грамотная, в колхозной конторе ей местечко нашлось. Там с компанией связалась, едва в комсомол не затащили, кабы не происхождение. Но по избам-читальням исправно ходила, где и спуталась с конюхом Митькой, по кустам с ним стала шарашиться.

В деревне все на виду и на слуху; кто жалел, а кто осуждал Зерцалова — что за мужик, нет бы положил конец прелюбодейству! Но Василий лишь скрипел бессильно зубами: вроде муж и не муж, а так — сожитель. Заикнулся несмело — Мария сходу заявила: под венцом перед Богом с тобой не стояла и записи о нашей совместной жизни нигде нет. Вольная птица, свободная женщина.