Читать «Гель-Грин, центр земли» онлайн - страница 108

— Что ты делаешь, идиот, я твой отец!

Трэвис наклонился над Янусом, и Янус услышал его голос, слова, впервые для него:

— Не ты мой отец… Мне имя море… — и раскинул руки широко, и за его спиной поднялся огромный вал сверкающей воды. Янус попятился, пополз по песку.

— Трэвис, беги…

А вал поднимался всё выше и выше, и казалось, над Трэвисом зависла целая башня. Трэвис поднял руки, и башня стояла в воздухе; вокруг грохотало и билось, а внутри башни стояла тишина; вода засияла изнутри; и осветила Трэвиса; и Янус увидел его — своего сына — истинным и красивым, как бога; и глаза его — цвета воды; а потом Трэвис опустил руки — и вал обрушился на Януса…

— Но ты остался жив, — заметил точно, как хирург, Ганс.

— Да, — растерянно, словно потерял очки, прошептал Янус. Он и постарел, и помолодел от рассказа — и всё лет на тридцать; в разницу с Дагни.

— А зачем Трэвису нужна была Дагни?..

— Трэвис, зачем я тебе? — шептала Дагни; ясное небо в её словах; Трэвис несет её на руках; сильный, юный; и Дагни порой забывает — своё имя; историю города, в котором родилась; от него пахнет солью и потом; и зелеными яблоками; свежестью; и губы его, так близко, тонкие, бледные, белые цветы. — Трэвис…

Он же несет её и молчит; только дышит часто; не останавливается; а девушка слышит, как ревет море, — всё ближе и ближе. Ей холодно в платье из белого бархата.

— Трэвис, тебе тяжело, оно намокло…

Он опускает её на ноги на пляже; Дагни помнит его — днем — белый, словно жемчуг, песок; она не может от страха встать и сидит на нём, мелком и холодном. Трэвис садится рядом.

— Зачем я тебе, Трэвис, милый, скажи…

Трэвис смотрит на море; оно черное-черное; и только в глубине светится, словно там кто-то живет — зажег свечу и сидит ужинает; Дагни старается быть веселой и нежной; но как же страшно: Трэвис сидит спиной и молчит, ветер треплет шарф в красную клетку.

— Трэвис, скажи, — и тянется к нему рукой; кладет на плечо, мокрое и со слоем соли, как камень. Она думала, он вздрогнет, повернется, покраснеет, признается в любви; он разумен, знает Дагни; но Трэвис молчит, словно не слышит, и только незнакомый голос, сильный и страстный, шепчет в Дагни, словно призрак: «Ты думаешь, ты ему нравишься? Как бы не так: понравилась — отпустил бы; мне ли его не знать… Он убить тебя хочет; с собой ко мне взять. А ты хочешь — умирать? быть его невестой на дне моём; смотреть на смерти и жемчуг; девушка в белом бархате…»

— Трэвис, — она поворачивает его к себе и вдруг видит глаза, серые, как свои, черными — с тем же сияньем в глубине; понимает и ползет по песку назад. Трэвис бормочет:

— Я не знаю… Но у неё кожа как бархат… белый бархат… такого нет в море…

И волны обрушиваются на них двоих. «Трэвис! — кричит она, — мы утонем!» — и вдруг губы, руки Трэвиса рядом; и он совсем не мальчик; он знает, чего стоит любовь… жемчугов или жизни… Этого Дагни никогда не расскажет Янусу — он страдает и так; не спрашивает ничего; и Ганс говорит только о погоде и качестве сигар; где-то, в самом мраке, где колдун и кристалл, с Трэвисом Дагни стала женщиной, ночью в белом бархате…