Читать «Медведев и развитие» онлайн - страница 274

Я лично никогда ни от чего не отказывался, не делал в своей жизни никаких понижающих выборов, не поддавался никаким соблазнам нынешней эпохи.

Я лично говорю в 2008 году в точности то же самое, что говорил двадцать лет назад. Конечно, не как попугай, а как человек, который ищет ответы на новые вызовы, не меняя при этом основополагающих представлений.

Я лично прекрасно знал, что я должен был бы сказать и от чего отказаться для того, чтобы вкусить разного рода возможностей. Но я, опять-таки лично, отверг такой соблазн.

Потому что я (снова скажу – "я лично") прекрасно понимал, чем первородство отличается от чечевичной похлебки, а человек, у которого есть подлинность, от человека, у которого ее нет. И я лично хотел иметь подлинность.

Все это – лично. Но, кроме личного, есть и нечто другое. Есть Целостность, в которую я вхожу и за которую отвечаю. Как только я признаю, что являюсь частью Целостности (а я никогда от этой Целостности, она же Родина, Отечество, не откажусь), так сразу же поступок, совершенный этой Целостностью, бросает и на меня свою экзистенциальную и метафизическую тень.

Я лично не сдавал ни Хоннекера, ни Наджибуллу, и выражал глубокое отвращение по поводу этой сдачи. Хоннекера и Наджибуллу (а также многих других) сдала власть, про которую я лично всегда говорил то, что думал.

Но если бы историческая личность, к которой я принадлежу, испытала настоящее отвращение к этому предательству, совершаемому властью, то не было бы такой власти – ни самого Ельцина, ни его Системы. "Если бы да кабы"... Историческая личность отвечает за предательство власти, а я отвечаю за историческую личность, являясь ее частью.

Знаю все возражения – мол, народ кто-то должен организовать и так далее. И убежден, что в этих возражениях всегда есть доля лукавства. Даже у тех, кто выдвигает их с абсолютно немеркантильными целями. Достоевский про это говорил: "В душе насмешка шевелится". Увы, нельзя не признать, что метафизическая катастрофа 1988-1993 годов происходила в условиях беспрецедентной для России политической и социальной свободы – и этим усугублялась.

Потому что выбор между идеалом и возможностями, первородством и чечевичной похлебкой – совершался не под дулами автоматов. В бордели и казино не свозили в "черных воронках"... Люди отрекались от своего прошлого не потому, что их вздымали на дыбу. И давно пора посмотреть этой горькой правде в глаза.

1993 год занимает в метафизической катастрофе (а катастрофа – это процесс, разворачивающийся во времени) особое место.

В 1991 году народ взяли врасплох. Ему слишком многое пообещали. И это многое в конце концов и впрямь не сводилось к материальным приобретениям. В частности, народу пообещали верховенство закона над идеологическими предвзятостями, "крутизной" отдельных личностей, однопартийной блажью. Народу пообещали конкурентные правила политической игры и Конституцию как гарантию их соблюдения.