Читать «Грация и Абсолют» онлайн - страница 83

– Рабочие места! – сказал тот.

Лонгин догадался, в то время как Найзель говорил: в маленьких государствах из-за нехватки средств не могло число должностей расти так быстро, как появлялись на свет дети чиновников. Детей воспитывали в экономии и строгости, они с усердием учились, верили в свои силы, жаждали приложить их – а сделать это на родине было негде. И самые предприимчивые отправлялись в восточную страну, столь обширную, что в ней хватало должностей для иноземцев.

Они находили службу и до Петра Великого, который вовсю открыл европейцам дорогу в свою империю. Но уж после того как Пётр Третий освободил от службы русских дворян, вакансий стало более, чем летом птичьих гнёзд на берегах северных морей.

Брошенные рабочие места везде и всюду ждали честолюбивых людей, пусть на первых порах кое-как говорящих по-русски. С Запада в Российскую империю ехали и шли будущие губернаторы, прокуроры, смотрители больниц и тюрем, начальники прочих рангов, военные высших чинов и не очень, инженеры, плыли мореходы.

Густав Александрович вспоминал сказанное о немцах Пушкиным, Гоголем, Тургеневым, Толстым, другими русскими писателями. Вдоволь напившийся чая с вареньем гость восхищался его памятью, вобравшей столько подтверждений той мысли, что Россия, как писал германский учёный Арнольд Руге, представляла собой неустроенный материал, обработкой которого немцы создали её великую силу, красоту и славу.

53

Чаепития у Найзеля, когда Лонгин узнавал о германском влиянии на Россию, случались снова и снова. Молодой предприниматель немало изумился факту: немцев в империи стало так много, что без них не обходилось ни одно идейное течение, даже то, согласно которому роль их была вредоносна. Член Арзамасского кружка друг Пушкина немец Филипп Вигель написал трактат о России, захваченной германским племенем. А сколько им досталось от Герцена, у которого мать была немка Луиза Гаак.

В один из приходов Лонгина хозяин проговорил:

– Вы вовремя, мне вчера прислали книгу из Смоленска…

Он расчихался, у него был сильный грипп. Лонгин потому и пришёл, что знал о его болезни, о ней ему сказала сотрудница военной комендатуры Беттина, которая памятным июльским утром провела его без очереди к оберлейтенанту.

Теперь истекал ноябрь, второй день ожесточённо дул ледяной ветер. Вечером, когда Лонгин шёл к больному, ненастье разгулялось злей некуда. В комнате было натоплено, самовар недавно закипел. У хозяина имелась запасная пара домашних туфель, и он заставил гостя обуть их – «чтобы испытать, какой приятной может быть непогода, когда она снаружи». Свисающая с потолка лампочка в абажуре то и дело помигивала, принимаясь слегка жужжать, ставни сотрясались под порывами бури.

Измученный насморком Густав Александрович сидел на диване, тяжело откинувшись на его спинку, глаза слезились. Лонгин, стоя перед ним, внимательно вгляделся в него и сказал, что требуются два свежесваренных вкрутую яйца.

– Мы в деревне все так насморк лечили, – пояснил он.

– Народное средство, – кивнул немец. – Русские близки к природе, вы знаете пользу чего-нибудь удивительно простого. Но русский человек, как я слышал, не должен делиться секретами с чужими, иначе средство не поможет ему самому. Вы даже не подумали об этом.