Читать «Закат и падение Римской империи. Том 5» онлайн - страница 251

Оттон принадлежал к благородному роду герцогов Саксонских, а если он действительно происходил от Видукинда, который был сначала врагом, а потом приверженцем Карла Великого, то можно заметить, что потомство побежденного народа достигло владычества над своими прежними победителями. Его отец Генрих Птицелов был избран народом для того, чтобы спасти Германское королевство и утвердить его на прочном фундаменте. Границы этого королевства были со всех сторон расширены его сыном — первым и самым великим из Оттонов. Он присоединил к Германии ту часть Галлии, которая лежала к западу от Рейна вдоль берегов Мааса и Мозеля и жители которой со времен Цезаря и Тацита имели много общего с германцами и по своему происхождению, и по своему языку. Между Рейном, Роной и Альпами преемники Оттона приобрели бесплодное верховенство над разваливавшимися королевствами Бургундским и Арльским. На севере христианство вводилось мечом Оттона, который был победителем и апостолом славянских народов, живших вдоль Эльбы и Одера; марки Бранденбургскую и Шлезвигскую он укрепил поселением германских колонистов, а король Дании, герцоги Польши и Богемии признавали себя его данниками и вассалами. Он перешел во главе победоносной армии через Альпы, покорил Итальянское королевство, освободил папу и навсегда прикрепил императорскую корону к германскому имени и к германской нации. С этой достопамятной эпохи в государственном праве были введены силой и упрочены временем следующие два принципа: I) Что избранный германским съездом монарх приобретает с этого момента верховную власть над Италией и Римом; II) но что он не может законным образом носить титулы императора и Августа до тех пор, пока не получит корону из рук римского первосвященника.

О принятии Карлом Великим императорского звания Восток узнал по изменившемуся тону его посланий; вместо того, чтобы приветствовать греческого императора названием отца, он позволил себе давать ему фамильярное название брата. В своих сношениях с Ириной он, быть может, добивался титула ее супруга; отправленные им в Константинополь послы говорили языком миролюбия и дружбы и, быть может, втайне пытались устроить бракосочетание с этой честолюбивой кесарисой, не признававшей самых священных обязанностей матери. Нет возможности предугадать характер, продолжительность и вероятные последствия такой связи между двумя империями, столь отдаленными одна от другой и столь мало похожими одна на другую; но молчание всех латинских писателей об этом предмете внушает нам подозрение, что слух о готовившемся бракосочетании был выдуман врагами Ирины для того, чтобы можно было обвинить ее в намерении передать и церковь, и государство в руки западных иноземцев. Франкские послы были очевидцами заговора Никифора и всеобщей ненависти, и едва сами не сделались жертвами этих событий. Константинополь был крайне раздражен изменой древнего Рима и совершенным там святотатством; у всех была на устах поговорка: "франки хорошие друзья и плохие соседи", но было бы опасно раздражать такого соседа, который мог увлечься желанием повторить в Софийском соборе обряд его императорского коронования. После утомительного путешествия с длинными объездами и остановками послы Никифора нашли Карла Великого в его лагере на берегах реки Салы, и, чтобы смутить их тщеславие, император выказал в одной деревушке франконии такую же роскошь или, по меньшей мере, такую же спесь, какой отличался византийский двор. Греков провели через четыре залы, назначенные для аудиенций; в первой они готовились пасть ниц перед восседавшей на парадном кресле великолепно одетой особой, которая остановила их, объявив, что принадлежит к числу дворцовых служителей, так как занимает должность коннетабля, или начальника императорских конюшен. Та же ошибка и такой же ответ повторились в апартаментах дворцового графа, эконома и камерария; нетерпение послов все возрастало, пока перед ними не растворились двери императорского апартамента, где они увидели настоящего императора, который восседал на троне, украшенном той иноземной роскошью, которую он презирал, и окруженном преданными и почтительными вождями своей победоносной армии. Между двумя империями был заключен мирный и союзный договор, а границы между Востоком и Западом были установлены сообразно с тем, кто чем владел в ту минуту. Но греки скоро позабыли об этом оскорбительном равенстве или вспоминали о нем только для того, чтобы выражать свою ненависть к варварам, исторгнувшим от них эту уступку. Пока в одном лице соединялись и могущество и доблесть, они почтительно приветствовали августейшего Карла Великого титулами басилевса и императора римлян. Лишь только соединение этих достоинств прекратилось в лице его благочестивого сына, на письмах из Византии появилась следующая надпись: "Королю или, как он сам себя называет, императору франков и лангобардов". Когда же и могущество, и доблесть совсем исчезли, греки лишили Людовика II его наследственного титула и смешали его под варварским наименованием rех или rega с толпой латинских герцогов (дуксов). Возражение Людовика обнаруживает его слабость: он, не без некоторой учености, доказывает, что и в церковной, и в светской истории слово "король" употребляется как синоним греческого слова basileus и что если в Константинополе придают этому греческому выражению более исключительное и более высокое значение, то он получил и от своих предков, и от папы право пользоваться почетными отличиями римского императорского достоинства. Тот же спор возобновился в царствование Оттонов; их послы описывали яркими красками высокомерие византийского двора. Греки делали вид, будто презирают бедность и невежество франков и саксов и даже в последнем периоде своего упадка отказывали германским королям в титуле римских императоров из опасения унизить его.