Читать «Метелица» онлайн - страница 265

И материн приглушенный:

— А чему нравиться? Не стоило при нем затевать этот дурацкий разговор.

— Пускай слушает, взрослый уже. И с головой, разберется.

— Ох, накличешь ты беду языком своим!

Замечание отчима, что Артем с головой, льстило его самолюбию, однако разобраться ни в чем не мог. Как можно говорить такое о великом человеке! Как у него язык поворачивается! Вся школа плакала, даже завуч, сухарь черствый, и тот не сдержал слез, а этот, красная самодовольная морда, ухмыляется как ни в чем не бывало. Да скажи подобное кто-нибудь из сосновских пацанов, он ему сопатку раскровянит.

«Зальет свои безики и выставляется! От этой водки уже мозги набекрень», — думал Артем и сердился на отчима.

2

Сегодня высидели шесть уроков, потом еще переписывали экзаменационные билеты по тригонометрии. До вечернего из Гомеля оставалось всего ничего, и топать пехом до Сосновки не было никакого расчета.

Вчетвером — Артем, Лешка, Санька и Максим — они сидели на свежей майской травке под тополем в ожидании поезда. Максим, как обычно, уткнулся в книжку (вот усидчивость, просто завидки берут), Лешка с Санькой спорили о чем-то не заслуживающем внимания, а Артем глазел по сторонам.

Под соседним деревом кругом расположилась компания блатных в пять человек. Недавно объявили амнистию, и теперь что ни день, то можно было увидеть этот стриженый народ. В Ново-Белице расходились две железнодорожные ветки — на Харьков и Москву, — здесь разъезжались, делали пересадку, потому на станции всегда было вдосталь ожидающих. Амнистированные прятали свои головы под картузами, но даже издали было заметно: стриженые. Да и кто в конце мая носит картуз.

В компании мужиков по соседству оживленно говорили, пересыпая привычным матерком, перебивая друг друга, потом выпили по очередной, и один из них, молодой, лет двадцати пяти, чисто выбритый, взяв гитару и ударив по струнам, запел с надрывом:

Боля-ать мои ра-аны, боля-ать мои ра-аны, боля-ать мои раны в глубоке, одна-а нарыва-ает, другая зажива-ает, а тре-этья открылася в боке.

Он пел еще, так же по-блатному, с завыванием, пока его не остановил скуластый, с волосатой грудью нараспашку:

— Хватит, Косой! Дай погомонить, поезд скоро.

— Гомоните, я чё… Только давай остатки вмажем.

Они еще раз выпили и откинули пустую бутылку к забору.

— Ну так что, не хочешь с нами? В тягло решил? — обратился скуластый к пожилому угрюмому дядьке.

— Сын у меня, уладить надо.

— Сдался ты ему, папочка!

— Поглядим…

— Ну а потом? Дома тебе не полоса.

— Не знаю. Думаю в Гомеле зацепиться.

Этот пожилой заинтересовал Артема. Где-то он его видел, но где и когда? Что-то далекое, очень далекое смутно вспоминалось и не могло вспомниться. В это время Максим глухо пробормотал себе под нос неразборчивые слова, Артем глянул на него, и в голове вдруг мелькнула догадка: «Неужто он?» Постарел, выглядит не таким здоровяком, каким помнился с детства, ну так восемь же лет прошло, и не на блинах у тещи он отсиживался.