Читать «Русско-прусские хроники» онлайн - страница 130

Вольдемар Балязин

Но я отвлекся, а ведь сначала только хотел поведать, какие именно слова запомнил я, прочитав запрещенную книгу некоего Михаила по прозвищу Баламут, описавшего казнь Господа нашего Иисуса Христа, страсти его, распятие и воскрешение, не согласно Святым Евангелиям, а так, будто этот Баламут был сам на горе Голгофе и видел все собственными глазами.

Так вот, какие слова из этой, наверное, все же напрасно запрещенной, но воистину еретической книги пришли мне тогда на память, из главы, в которой Михаил Баламут описывал сцену, якобы произошедшую после казни Христа, когда в своем дворце Понтий Пилат будто бы расспрашивал некоего Афрания, по словам автора, начальника тайной полиции прокуратора Иудеи.

"Он сказал,- вспомнил я,- опять закрывая глаза, ответил гость,- что благодарит и не винит за то, что у него отняли жизнь.

- Кого? - глухо спросил Пилат.

- Этого он, игемон, не сказал.

- Не пытался ли он проповедовать что-либо в присутствии солдат?

- Нет, игемон, он не был многословен на этот раз. Единственное, что он сказал, это, что в числе человеческих пороков одним из самых главных он считает трусость"6.

Вспомнив это, я подумал: "А не знак ли свыше, что именно это место из этой книги вспомнил я после того, как почувствовал, что Господь повелел мне написать правдивую книгу о моем времени и о том, что было незадолго перед тем, говоря моим читателям правду, одну только правду и ничего кроме правды, не ограничиваясь собственными воспоминаниями и книгами, что я прочел, но приводя также достоверные сведения свидетелей минувшего и не просто бездумно веря рассказам хвастливых или беспамятных вралей, но "опираясь на согласные свидетельства многих"7.

И когда я так подумал, на память мне пришло стихотворение, вполне созвучное тому, что я чувствовал, и написанное таким же стариком, как и я, в предчувствии скорого и неизбежного конца. Называлось это стихотворение "Моя книга" и вполне могло бы послужить эпиграфом и к моим воспоминаниям.

Ни Риму, ни миру, ни веку,

Ни в полный внимания зал

В Летейскую библиотеку,

Как злобно (здесь неразборчиво.- В. Б.)... сказал.

В студеную зимнюю пору,

("Однажды" - за гранью строки)

Гляжу, поднимается в гору

(Спускается к брегу реки) Усталая жизни телега, Наполненный хворостью воз. Летейская библиотека, Готовься к приему всерьез!

Я долго надсаживал глотку И вот мне награда за труд:

Не бросят в Харонову лодку,

На книжную полку воткнут8

Однако, прежде чем приступить к рассказу обо всем, о чем я хочу поведать, я хотел бы предупредить тебя, мой почтенный и любознательный читатель, что в отличие от многих других я стану придерживаться неких обязательных для меня канонов, кои должен на деле исповедовать всякий правдивый человек, а тем более христианин и слуга Церкви.

Тебя удивит, возможно, что я не стану вписывать даты только потому, что я нетвердо помню, что было в тот или иной месяц, а иногда даже могу спутать и год.