Читать «Волшебная гора (Главы 1-5)» онлайн - страница 161

Так же быстро проходило время, пока Иоахим совершал свою вторую прогулку в Давос-курорт - она занимала какой-нибудь часок, не больше. Вернувшись, он опять заходил к Гансу Касторпу, рассказывал о том или другом наблюдении, сделанном во время прогулки, и, постояв или посидев несколько минут возле постели больного, отправлялся лежать перед обедом - надолго ли? Да тоже на какой-нибудь часок! И не успевал Ганс Касторп закинуть руки за голову и отдаться обдумыванию одной из своих мыслей, как уже гремел гонг, призывавший всех не лежачих больных и не "морибундусов" готовиться к обеду.

Иоахим уходил, и тогда появлялся "обеденный суп" простодушно-символическое обозначение того, что ему приносили на первое. Ибо Ганса Касторпа не посадили на диету - да и чего ради его было сажать? Диетный скудный стол ему отнюдь не был показан. И потом - хотя он и лежит, а платит за все, и в минуты этой остановившейся вечности ему приносят вовсе не какой-то там "обеденный суп", а полный берггофский обед из шести блюд, без всяких изъятий, в будни - обильный, в воскресенье - даже роскошный, вкуснейший парадный обед, приготовленный первоклассным поваром по-европейски в кухне-люкс. "Столовая дева", на обязанности которой было обслуживать лежачих больных, приносила его в аппетитных никелированных закрытых судках, пододвигала к кровати неведомо откуда взявшийся столик на одной ножке специальной конструкции, чудо равновесия, причем доска, выдвигаясь над постелью, оказывалась прямо перед больным, - и Ганс Касторп кушал подобно сынишке портного из сказки про "столик-накройся"{264}.

Едва он успевал съесть обед, как возвращался из столовой Иоахим; двоюродный брат укладывался на своем балконе, над "Берггофом" воцарялась послеобеденная тишина "главного лежания", и вдруг оказывалось, что уже половина третьего. Ну, не совсем половина, точнее - всего четверть. Но такие четверти при круглых цифрах в счет не идут, они просто поглощаются ими, как это бывает, когда временное хозяйство ведется в крупных масштабах, при многочасовой езде по железной дороге или если люди ничем не заняты, кроме ожидания, и все их помыслы страстно сосредоточены лишь на том, чтобы время скорее проходило и оставалось позади. Тогда четверть третьего - это все равно, что половина третьего, а с божьей помощью - и три, раз уже упоминалось число три. Тридцать минут рассматриваются как затакт к целому часу, а потому не замечаются внутренним взором: именно так бывает при подобных обстоятельствах. По тем же причинам и срок главного послеобеденного лежания фактически сводился к одному часу - да и в нем последняя четверть укорачивалась, сокращалась, срезалась как бы апострофом. И этим апострофом был доктор Кроковский.