Читать «Полное собрание сочинений. Том 1» онлайн - страница 126

Васенька принадлежалъ къ числу безграмотныхъ и свтскихъ музыкантовъ, но съ тмъ только исключеніемъ, что, несмотря на его лнь, онъ такъ хорошо чувствомъ понималъ и игралъ всякую вщь по слуху, что въ отношеніи исполненія нечего было желать, но зато разсуждалъ онъ о музык, какъ дитя, по незнанію и, какъ Бахъ, по самоувренности. Сколько разъ меня, который съ 16-ти лтъ началъ серьезно и не перестаю до сихъ поръ заниматься наукой музыки, онъ ставилъ въ ничто и заставлялъ молчать какимъ-нибудь до того безграмотнымъ и высокопарнымъ аргументомъ, что я видлъ, что заставить его согласиться со мною нельзя, иначе какъ объяснивъ ему всю теорію музыки съ самаго начала, что было бы слишкомъ долго. Я помню у насъ былъ разговоръ по тому случаю, что, не помню, въ піес, [88] Васенька имитацію въ басу назвалъ фугой.

— «Послушай, какъ хорошо я продлалъ фугу».

— Такъ это не фуга, a имитація, говорю я.

— Вчно ты споришь, ну какъ же не фуга. Вотъ теб rondo Бетховенской сонаты. Разв это не фуга. Ну и моя точно то же. Ну имитація, прибавилъ онъ, видя, что я не соглашаюсь, только это разныя названія одному и тому же.

— Нтъ, не одно и то же, потому что у тебя мотивъ иметъ одно основаніе тонику какъ въ тем, такъ и въ подражаніи, а тамъ сначала мотивъ иметъ основаниемъ тонику, а потомъ доминанту.

— Ну началось — des grands mots vides de sens. Я ни чего не понимаю, что ты толкуешь. Какое отношеніе иметъ тутъ le ton dominant?

— Le ton dominant c’est le ton mineur.

— Ну такъ что жъ?

Я замолчалъ, и Васенька былъ убжденъ, что я, а не онъ говорилъ слова безъ смысла, и что я виноватъ, что онъ меня не понимаетъ, и что я про доминанту сказалъ только, чтобы пощеголять словцомъ.

Шарлатанство въ чемъ ужасно, что они нкоторые музыкальные термины присвоили въ свой языкъ и понимаютъ ихъ совсмъ навыворотъ, напримръ фуга у нкоторыхъ значитъ «avec fugue» и т. д., однимъ словомъ, такъ же переврали, какъ изъ «negligé» вышло «негляже», изъ «promener» — «проминать».

Разговоръ шелъ довольно вяло. Ежели бы другой человкъ, боле безпечнаго характера, былъ на моемъ мст, онъ, врно, умлъ бы оживить его, но меня не оставляла мысль, которую выразилъ В., что они думаютъ: «зачмъ онъ къ намъ пріхалъ?» Допрашивали меня о томъ, въ какомъ я класс, [89] на что я отвчалъ, что въ третьемъ курс; спрашивали, что учатъ у насъ. Я сказалъ, что математику. Спрашивали, не у насъ ли учитъ Пр. Мит. Я отвчалъ утвердительно, что онъ читаетъ Дифференцiальное изчисленіе, а Ив. интегральное, а Эт. [?] Физику, а Н. Астрономію. «Но кто же математику то читаетъ?» спросила хозяйка. По этому вопросу я заключилъ, что она весьма ученая дама, но не нашелъ отвта. Притомъ же мн казалось, что надо бы дать разговору другой оборотъ, а то онъ похожъ сталъ на книжку съ вопросами и отвтами, и врно по моей вин, думалъ я. Но что спросить у людей, которыхъ въ первый разъ вижу? Я попробовалъ говорить о город и его удовольствіяхъ, но, хотя и говорилъ, перемшивая разсказъ о жителяхъ довольно остроумными замчаніями, я замчалъ въ глазахъ слушателей выраженіе учтиваго вниманія. Вмст съ тмъ, разъ прихавши, я хотлъ оставить о себ хорошее мнніе и въ молчаніи придумывалъ чмъ бы блеснуть, и, хотя много въ это короткое время пробжало блестящихъ мыслей въ моей голов, я упускалъ время сказать ихъ. Мн ужасно досадно было видть, что они чувствуютъ, что пора бы и хать мн домой и что я не очень пріятный молодой человкъ, и досадно было, что приличія не позволяютъ сказать имъ прямо: «вы не думайте, что я всегда такой дуракъ, я, напротивъ, очень не глупъ и хорошій человкъ; это только я съ перваго раза не знаю, что говорить, а то я бываю любезенъ, очень любезенъ». Зачмъ они говорятъ со мною такъ, какъ съ мальчикомъ и жалкимъ мальчикомъ; они врно думаютъ, что я смущаюсь отъ мысли о моемъ положеніи. Эта мысль всегда мн придавала энергіи. «А, впрочемъ, пускай ихъ думаютъ, что хотятъ, мн что за дло», и я взялся за шапку. Но въ это время въ комнату взошла Л. А. (она ходила гулять съ сестрой), и за ними здшній молодой человкъ. Л. А. съ дтскимъ удивленіемъ посмотрла на меня, когда ей сказали, кто я, и сейчасъ, снимая шляпку, назвала меня «mon cousin» и стала что-то разсказывать, какъ давно знакомому человку. Доброта ли это или глупость, не знаю, но я ее полюбилъ за это.