Читать «Буквы» онлайн - страница 4

Он не знал тогда, о чём именно хотел написать. Вокруг зачитывались «Властелином колец» и хотели придумать своих гоблинов в своём мире, который, конечно, не был своим, а был очередной калькой, а Митя «Властелина колец» не читал, нет. Он вспоминал прошлый год, вспоминал сентябрь, вспоминал 911, который не родился из-за этой даты – 09/11 в западном варианте, 11/09 в русском – но так вышло. Так совпало. Он видел эти кадры. Были башни – нет башен. Были люди – нет людей. Но он не в Нью-Йорке, он в Москве. Он мог бы написать об этих ужасах – он очень хотел написать об этих ужасах, об этих людях и людях тех, которые остались по ту сторону, уже без людей. Люди без людей – это было страшно, но Митя чувствовал: он не сможет, не потянет. Может, когда-нибудь потом. Ведь люди есть люди, он это знал, но знал и другое: люди разные. В разных странах, в разных городах. Здесь можно было употребить это умное слово, которое узнал не так давно, пару лет назад, наверное, – менталитет. Разный он. Не поймёт. Не потянет.

Но выяснил тогда: ему не нужны были другие миры. Митя себя не находил в них и не находил в себе для них слов. Сначала боялся: неужели нет в нём сил создать что-то своё? Потом вспоминал, что никто из тех, кого он знал, не создавал действительно чего-то своего. Калька. Он становиться чьей-то калькой не хотел, а потому просто решил сберечь в себе это желание, сохранить его до того момента, когда истечёт нужный срок и будет перейдён Рубикон. Ему нужен был мир окружающий, проблемы мира этого же – окружающего, и людей этих – окружающих, залезающих своими историями под кожу, пуская там корни, которые потом вырастали в дерево, сухое такое, изначально больное, режущееся изнутри и просящееся наружу, будто зуб мудрости. Такие деревья Митя видел на каждом углу. Был уверен: да, они именно такие, стоит прислониться ухом к их коре и послушать. Авось и расскажут свои сказки. Не что-то волшебное, скорее, нравоучительное. Расскажут сказания, скажут. Фольклор приплетут, чтобы получился настоящий сказ.

Фольклором Калугин сильно не увлекался, но думал, что он мог бы стать неплохим инструментом в его руках. Нет, лешие все да Бабки Ёжки – это слишком просто, слишком очевидно. Можно было бы покопать в язычество – и даже не чувствовал в себе ни капли какого-то стыда, ведь стыдиться было нечего: Митя – некрещёный младенец. Может себе позволить. Но со временем понял: это всё слишком заумно, слишком расплывчато, слишком ещё неизвестно, а изобретать что-то своё не хотел. Не хотел смешивать культуры, вводить какие-нибудь христианские имена христианских персонажей, чтобы превратить их персонажей фольклорных, языческих, ведь это – своего рода ересь, причём во всех смыслах. И Калугин отказался от этой идеи. Вышел на улицу, услышал очередной голос какой-то женщины, закутавшейся с ног до головы и говорившей по телефону: