Читать «Вполголоса» онлайн - страница 18

София Парнок

О, чудный час, когда душа вольна Дневную волю вдруг переупрямить! Вскипит, нахлынет темная волна, — И вспомнит все беспамятная память:

Зашли Плеяды... Музыка легка...

Обрывист берег... В море парус сирый...

И не по-женски страстная рука Сжимает выгиб семиструнной лиры...

Гвоздики темные. От солнца ль томный жар? Или от этой, чей так черен волос, Чей раскаленный одичалый голос Выводит песню в дребезге гитар?..

И вновь иду. Пустынно. Скуден цвет

Под белым небом... Степи... Взор — свободен... Ах, смертному так много тысяч лет, И у души бездомной столько родин!

Иду... Над бездной клехтанье орла, По волнам лёт разбойничьей фелюги, — И надо всем, как черных два крыла, Крутых бровей приближенные дуги.

1917

* * *

Разве мыслимо рысь приручить, Что, как кошка, ластишься ты?

Как сумела улыбка смягчить Роковые твои черты!

Так актрисе б играть баловниц: Не глядит и глядит на вас Из-под загнутых душных ресниц Золотистый цыганский глаз.

Это злое затишье — к грозе:

Так же тихо было, когда «Ты сам черт», — произнес дон Хозе, И Кармен отвечала: «Да».

«О, Боже мой, кто это? Входит. Сбежали Улыбки с улыбчивых лиц.

По сердцу прошла бахрома черной шали И черно-махровых ресниц.

Скажи, отчего мне так страшно и мило, Что роза в зубах у нее?

Ах, с розою вместе она защемила Зубами и сердце мое!

И золота столько на ней, как на ризе, Бровь выгнута, как ятаган...»

— Ты разве не слышал о Бари Кральизе, Великой царице цыган?

* * *

Опять, как раненая птица, Забилась на струнах рука. Нам надо допьяна напиться, Моя тоска!

Ах, разве этот ангел черный Нам, бесприютным, — не сестра? Я слышу в песне ветр упорный И дым костра.

Пылают облака над степью, Кочевье движется вдали По грустному великолепью Пустой земли.

Томи, терзай, цыганский голос, И песней до смерти запой, — Не надо, чтоб душа боролась Сама с собой!

1916

Оттого в моем сердце несветлом Закипает веселый стих, Что пахнет костром и ветром От волос твоих.

Закрываю глаза и вижу: Темный табор, и ночь, и степь. Блестит под месяцем рыжим На медведе цепь.

Там, я знаю, твои прабабки Вековали свой век простой, Варили на жабьей лапке Колдовской настой.

И умели они с колыбели И любить, и плясать, и красть.

В их смуглой душе и теле Рокотала страсть.

Там, в семье твоей, юноша каждый, Завидя соперника, знал, Как в сердце вонзить и дважды Повернуть кинжал...

Оттого в моем сердце несветлом Закипает веселый стих, Что пахнет костром и ветром От волос твоих.

* * *

Л. В. Эрарской

Никнет цветик на тонком стебле...

О, любимая, все, что любила я И покину на этой земле, Долюби за меня, моя милая, —

Эти ласковые лепестки,

Этот пламень, расплесканный по небу, Эти слезы (которых не понял бы

Не поэт!) — упоенье тоски.

И в степи одинокий курган, И стиха величавое пение, Но разнузданный бубен цыган Возлюби в этой жизни не менее...

Розовеют в заре купола, Над Москвой разлетаются голуби. О, любимая, больше всего люби Повечерние колокола!

1917

Нет спутника сердцу неистовому, Друга нет у меня.

Не в дом мой путь и не из дому: Дома нет у меня.