Читать «Вполголоса» онлайн - страница 18
София Парнок
О, чудный час, когда душа вольна Дневную волю вдруг переупрямить! Вскипит, нахлынет темная волна, — И вспомнит все беспамятная память:
Зашли Плеяды... Музыка легка...
Обрывист берег... В море парус сирый...
И не по-женски страстная рука Сжимает выгиб семиструнной лиры...
Гвоздики темные. От солнца ль томный жар? Или от этой, чей так черен волос, Чей раскаленный одичалый голос Выводит песню в дребезге гитар?..
И вновь иду. Пустынно. Скуден цвет
Под белым небом... Степи... Взор — свободен... Ах, смертному так много тысяч лет, И у души бездомной столько родин!
Иду... Над бездной клехтанье орла, По волнам лёт разбойничьей фелюги, — И надо всем, как черных два крыла, Крутых бровей приближенные дуги.
1917
* * *
Разве мыслимо рысь приручить, Что, как кошка, ластишься ты?
Как сумела улыбка смягчить Роковые твои черты!
Так актрисе б играть баловниц: Не глядит и глядит на вас Из-под загнутых душных ресниц Золотистый цыганский глаз.
Это злое затишье — к грозе:
Так же тихо было, когда «Ты сам черт», — произнес дон Хозе, И Кармен отвечала: «Да».
«О, Боже мой, кто это? Входит. Сбежали Улыбки с улыбчивых лиц.
По сердцу прошла бахрома черной шали И черно-махровых ресниц.
Скажи, отчего мне так страшно и мило, Что роза в зубах у нее?
Ах, с розою вместе она защемила Зубами и сердце мое!
И золота столько на ней, как на ризе, Бровь выгнута, как ятаган...»
— Ты разве не слышал о Бари Кральизе, Великой царице цыган?
* * *
Опять, как раненая птица, Забилась на струнах рука. Нам надо допьяна напиться, Моя тоска!
Ах, разве этот ангел черный Нам, бесприютным, — не сестра? Я слышу в песне ветр упорный И дым костра.
Пылают облака над степью, Кочевье движется вдали По грустному великолепью Пустой земли.
Томи, терзай, цыганский голос, И песней до смерти запой, — Не надо, чтоб душа боролась Сама с собой!
1916
Оттого в моем сердце несветлом Закипает веселый стих, Что пахнет костром и ветром От волос твоих.
Закрываю глаза и вижу: Темный табор, и ночь, и степь. Блестит под месяцем рыжим На медведе цепь.
Там, я знаю, твои прабабки Вековали свой век простой, Варили на жабьей лапке Колдовской настой.
И умели они с колыбели И любить, и плясать, и красть.
В их смуглой душе и теле Рокотала страсть.
Там, в семье твоей, юноша каждый, Завидя соперника, знал, Как в сердце вонзить и дважды Повернуть кинжал...
Оттого в моем сердце несветлом Закипает веселый стих, Что пахнет костром и ветром От волос твоих.
* * *
Л. В. Эрарской
Никнет цветик на тонком стебле...
О, любимая, все, что любила я И покину на этой земле, Долюби за меня, моя милая, —
Эти ласковые лепестки,
Этот пламень, расплесканный по небу, Эти слезы (которых не понял бы
Не поэт!) — упоенье тоски.
И в степи одинокий курган, И стиха величавое пение, Но разнузданный бубен цыган Возлюби в этой жизни не менее...
Розовеют в заре купола, Над Москвой разлетаются голуби. О, любимая, больше всего люби Повечерние колокола!
1917
Нет спутника сердцу неистовому, Друга нет у меня.
Не в дом мой путь и не из дому: Дома нет у меня.